Причем речь шла не об его личном позоре, хотя дрожащие руки кандидата в военные диктаторы огромной страны, явно выпившего для храбрости перед первым выходом на публику, стали символом того неудавшегося переворота.

Это был позор для всей системы управления некогда великой империи, полностью выродившейся к началу девяностых. Она оказалась не в состоянии не только использовать накопленный в силовых органах потенциал, но и сформулировать, зачем это было нужно не лично им, а всей стране.

Очевидно, что не имела никакой перспективы идея простого сохранения без каких-либо изменений умирающей страны с ее гигантским пожиравшим все ресурсы страны военно-промышленным комплексом и провалившейся плановой экономикой. Соответственно у мятежников из ГКЧП не было решимости, внутренней уверенности в своей правоте.

Двумя годами ранее, в 1989-м, в аналогичной ситуации оказались лидеры китайской компартии. Во время митинга на площади Тяньаньмэнь, они откровенно растерялись под давлением радикально настроенных студентов. Потому что точно так же, как Янаев, не были уверены в своей правоте, не знали, за что бороться.

Зато это хорошо понимал престарелый Дэн Сяопин, который уже не занимал никаких постов в партии. К этому моменту великий Дэн уже определил для себя формулу китайских реформ, он видел все риски форсированной политической либерализации для Китая, знал, что надо сделать для своей страны. Он знал, в чем не правы студенты на Тяньаньмэнь, чего они не понимают, как и чиновники из партии и правительства.

Поэтому Дэн и отдал жесткий приказ на подавление демонстрации на Тяньаньмэнь, и история его оправдала. Янаев приказ отдать не смог и это было приговором старому СССР. Это был знак судьбы этому государству и шанс для других, которые образовались на его обломках.