Масштабные военные игры южнокорейской армии с привлечением американского атомного авианосца «Джордж Вашингтон», очевидно, должны были оказать психологический нажим на КНДР. Не случайно особое внимание уделялось районам, непосредственно расположенным у линии разграничения контроля между государствами Корейского полуострова в Желтом море. Именно здесь 23 ноября Пхеньян обстрелял южнокорейский остров Ёнпхёндо, в результате чего погибли 4 человека, еще 18 получили ранения.

Нынешние учения во многом рассматриваются как ответ Сеула. Но ухудшение военной обстановки в регионе сильно встревожило все мировое сообщество. К примеру, в начале декабря Япония провела крупнейшие в истории совместные маневры с военным флотом США. С обеих сторон принимало участие около 60 кораблей и примерно 400 самолетов.

Рост военно-политической активности у своих берегов вызвал обеспокоенность Пхеньяна. Его официальные лица осудили проведение учений и обвинили Сеул в обострении ситуации в регионе. В КНДР полагают, что южнокорейские власти «не извлекли для себя никакого урока» из недавней артиллерийской перестрелки у острова Ёнпхёндо и вновь «устроили провокацию».

В Южной Корее думают иначе и, в свою очередь, обвиняют соседей. Дескать, именно из-за них в январе и августе этого года Север и Юг обменялись ракетно-бомбовыми ударами около разграничительной линии в Желтом море, которую Пхеньян, кстати, не признает. В марте этого года там же пошел ко дну южнокорейский корвет «Чхонан». Погибло 46 членов его экипажа. Позднее Южная Корея, США и их союзники сочли трагедию результатом северокорейской торпедной атаки. Россия и Китай не согласились с итогами международного расследования, что позволило КНДР настаивать на своей невиновности. Кстати, сегодня ее представители утверждают, что Пхеньяну пришлось обстрелять Ёнпхёндо в ответ на ракеты с южнокорейской стороны.

Война и мир

Как бы там ни было, сейчас ясно одно: страсти на Дальнем Востоке кипят нешуточные, и в любой момент кризис может приобрести неконтролируемый характер. Впрочем, вполне возможно и то, что своей жесткой позицией северокорейцы осознанно поднимают ставки в игре. В современной истории они часто блефовали и даже шли на «ядерный шантаж», чтобы добиться от мирового сообщества, и прежде всего Сеула и Вашингтона, необходимой им экономической помощи.

Воинственная риторика в последние годы действительно была для Пхеньяна серьезным козырем в геополитическом противостоянии с Западом и его региональными партнерами. Впервые этот прием еще в 1994 году использовал Ким Ир Сен. На тот момент положение страны было весьма незавидным. С распадом социалистического блока КНДР оказалась в условиях тяжелейшего экономического кризиса. В середине 1990-х в стране начался голод, унесший жизни около миллиона человек. Последствия гуманитарной катастрофы могли быть еще более масштабными, если бы Ким Ир Сен не решился поведать всему миру о секретных работах над своей атомной бомбой.

Признание Кима дало неплохие результаты. Потенциальный ядерный статус КНДР напугал США, Японию и конечно же Южную Корею. Не устраивал он также Китай и Россию, которые опасались, что вслед за Пхеньяном оружие массового поражения появится у Сеула и Токио. Новые атомные бомбы грозили кардинально изменить расстановку сил в регионе и в перспективе создали бы еще большую угрозу безопасности. Неудивительно, что американцы тут же согласились в обмен на свертывание ядерной программы оказать Северной Корее экономическую помощь и построить АЭС, а Япония обязалась поставлять топливный мазут.

Ким Ир Сен, безусловно, одержал большую дипломатическую победу. Его преемник и сын Ким Чен Ир также взял на вооружение неоднозначно оцениваемые в мире внешнеполитические методы. Новый лидер Северной Кореи почти не скрывал, что своей демонстрацией ядерно-ракетных мускулов не раз пытался вынудить Запад и Сеул принять важные для него решения.

Логичнее всего предположить, что нечто подобное происходит и сегодня. Примечательно, что на фоне возросшей критики из-за потопления «Чхонана» 8 октября представитель КНДР при ООН заявил, что его страна «намерена наращивать свой ядерный потенциал, пока будет сохраняться угроза со стороны Вашингтона и Сеула». Спустя всего месяц Пхеньян пригласил доктора Зигфрида Хекера, бывшего руководителя американской Лос-Аламосской ядерной лаборатории, посетить северокорейский центр обогащения урана, где ему показали «сотни центрифуг». Наверняка это было сделано в духе Ким Ир Сена и рассчитано на то, чтобы Запад сделал соответствующие выводы.

В США все поняли. Глава Белого дома тут же отправил в регион своего специального представителя, который должен был вести с Южной Кореей переговоры об оказании экономической помощи КНДР. Возможно, диалог состоялся непростой, а в какой-то момент и вовсе прервался. Дело в том, что Сеул в настоящее время разочаровался в политике «Солнечного света», которая предусматривает гуманитарную помощь соседу и участие в его экономической жизни на его же условиях. Поскольку коммунистический режим не хочет менять сложившийся в экономике и политике статус-кво, Южная Корея считает продолжение политики примирения слишком затратной и невыгодной для себя. Именно поэтому еще весной сразу после истории с «Чхонаном» она первым делом свернула все экономические проекты с Пхеньяном.

В таких условиях Северная Корея, по всей видимости, хотела напомнить о себе и о том трудном положении, в котором она сегодня оказалась. А также в какой-то мере подтолкнуть богатого и успешного соседа к продолжению переговорного процесса, начатого десять лет назад политикой «солнечного света». Ведь вопрос касается не только экономики, но также и проблемы преемственности власти в КНДР и, шире, сохранении коммунистического режима.

В последние месяцы Ким Чен Ир, здоровье которого, по слухам, сильно ухудшилось, давал несколько сигналов Западу, но там заняли выжидательную позицию. Белый дом не оставляет надежды установить отношения с Пхеньяном на своих условиях. Это, по понятным причинам, не может нравиться Киму и его окружению. Для них сегодня принципиально важно сделать все, чтобы преемник Ким Чен Ира (среди возможных кандидатур все чаще называют его сына Ким Чон Уна) пришел на подготовленную почву. А для этого нужно обезопасить не только внутренние тылы, но в первую очередь убедиться, что новый глава северокорейского государства будет действовать в менее враждебном окружении. Однако пока, похоже, ни Сеул, ни Вашингтон, ни Токио никаких гарантий не дают. И это обстоятельство, помимо прочего, увеличивает риск разногласий внутри самой политической элиты КНДР.

Киму приходится бороться на двух фронтах. Как указывают наблюдатели, в 2010 году при странных обстоятельствах ушли из жизни те представители военно-политического истеблишмента страны, кто мог бы реально претендовать на пост главы корейского государства, а ряд неожиданных перестановок усилили политические позиции ближайших родственников Кима. Так, его сын Ким Чон Ун, не достигший тридцати лет, стал генералом армии, которая играет в стране важную политическую роль, был избран членом ЦК Трудовой партии и заместителем председателя центральной военной комиссии партии. Стремительный взлет карьеры произошел также у сестры Кима Ким Ген Хи и ее мужа Чан Сон Тхэка. Ген Хи также было присвоено звание генерала, хотя она была далека от армии и руководила легкой промышленностью страны, а ее супруг стал заместителем Ким Чен Ира в государственном комитете обороны, то есть фактически вторым лицом в государстве. Считается, что шурин северокорейского лидера закручивает гайки посильнее самого Кима. В частности, он из идеологических соображений запретил членам партии покупать или продавать что-либо на немногочисленных рынках в столице. Таким образом он ведет борьбу против либеральных завоеваний, пусть и мизерных с точки зрения других государств, но огромных по северокорейским меркам и которые, как полагает Чан Сон Тхэк, могут расшатать государственную систему КНДР.

Вероятно, с целью сплотить общество и элиты, Ким Чен Ир намеренно повышает и тональность в диалоге с Западом и Сеулом. Действуя на грани фола, он прежде всего хочет добиться ясности и определенности во взаимоотношениях с ними. Ведь вопросы экономического положения КНДР тесно связаны с проблемами урегулирования отношений с США и Южной Кореей, а их нельзя решить, пока Пхеньян не получит четких гарантий в том, что нынешний режим будет сохранен.

Судя по всему, ни американцы, ни южнокорейцы уже не хотят играть по прежним правилам. Они уступали сначала Ким Ир Сену, затем его сыну и в конце концов поняли, что Пхеньян вряд ли откажется от «дубинки», в том числе и ядерной, которую всегда можно будет использовать для получения все новых экономических и политических дивидендов. Похоже, теперь Сеул и Вашингтон пытаются сами разыграть силовую карту, хотя очевидно, что дорогостоящая война на Дальнем Востоке с непредсказуемыми последствиями для мировой экономики и геополитики никому не нужна. И тем не менее американцы проводят крупнейшие в истории маневры военного флота с Южной Кореей и Японией, а Сеул планирует увеличить на 29 млрд. долл. затраты на оборону в будущем году. Напомним, в прошлом году Южная Корея на вооружение истратила более 24 млрд. долл. и оказалась на 11-м месте по военным расходам в мире. В целом, за последние десять лет траты страны на оборону выросли более чем на половину.

На этом фоне весьма любопытной выглядит информация, которая также появилась 6 декабря. Влиятельная японская газета «Иомури» со ссылкой на китайские источники написала, что на одном из совещаний в Пхеньяне сын Ким Чен Ира и его вероятный наследник Чон Ун «открыто признал отставание национальной экономики даже от уровня 1960–1970-х годов и призвал приложить все усилия к тому, чтобы дать жителям страны возможность питаться «рисом и мясным супом». «Сейчас надо уделять главное внимание продовольствию, а не боеприпасам», – якобы подчеркнул он.

Сообщение, надо отметить, появилось сразу после того, как были обнародованы данные о количестве перебежчиков из КНДР в Южную Корею. Так, в отчете южнокорейского министерства по воссоединению говорится, что число бежавших за последние три года составило 23 тысячи человек и сравнялось с количеством людей, перебежавших в Южную Корею за весь период с 1953 по 2007 годы.

Информация о беглецах, надо отметить, имеет важное внутри- и внешнеполитическое значение для Пхеньяна и может иметь серьезные последствия. Впрочем, так же как и признание Чон Уна о том, что КНДР находится в глубокой экономической пропасти. Возможно, он действительно озабочен проблемой повышения уровня жизни в стране или поднимает этот вопрос из популистских целей, чтобы сгладить процесс передачи ему верховной власти. Между тем понятно, что просто так Чон Ун подобные заявления не стал бы делать, если он вообще их делал. Ведь решать сложный комплекс социально-экономических проблем и проводить реформы северокорейское государство в одиночку не сможет. Нужны внешние ресурсы. В таком случае не исключено, что выступление Чон Уна было направлено не столько на внутреннюю, сколько на внешнюю аудиторию. Отсюда, наверное, и сравнения с 60–70-ми годами прошлого века. Тогда дела в южнокорейской экономике тоже были неважными, но за прошедшие десятилетия Сеул смог превратиться в одного из признанных юго-восточных «тигров».

Сеул, Вашингтон и Токио должны были отметить изменение тональности заявлений молодого генерала, которого прочат в будущие лидеры страны. Впрочем, пока непонятно, способен и готов ли он проводить какие бы то ни было реформы, особенно когда рядом находится его дядя Чан Сон Тхэк – противник любой либерализации. Быть может, уровень жизни в КНДР в ближайшее время не только не повысится, но станет еще ниже. А это значит, что либо Пхеньяну придется идти на уступки США и Южной Корее в обмен на материальную помощь, либо он вынужден будет, как и прежде, повышать ставки в дипломатическом противостоянии, пока у кого-нибудь не сдадут нервы.