Эти выборы не преподнесли неожиданных сюрпризов. Они фактически повторили результаты голосования пятилетней давности. Тогда, напомним, большинство мест заняли представители президентской Народно-демократической партии (НДП), к которым присоединились несколько представителей партий, лояльных президенту. Отдельную фракцию сформировали члены оппозиционной Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) – единственной на постсоветском пространстве легальной религиозной организации.

Сегодня большинство депутатских кресел вновь получила НДП. Пятипроцентный барьер для прохождения в нижнюю палату парламента преодолели также ПИВТ, коммунисты, аграрии и Партия экономического развития. Причем последние три организации считаются лояльными Рахмону.

Как и в 2005 году, разделились оценки таджикских выборов международными наблюдателями. ОБСЕ традиционно поддержала социалистов, демократов и социал-демократов, набравших менее одного процента голосов каждый и обвинивших власти в «фальсификациях». В свою очередь наблюдатели от СНГ и ШОС «не выявили серьезных нарушений» и вместе с представителями партии Эмомали Рахмона выразили «полное удовлетворение прошедшими выборами».

Единственный вопрос, по которому позиции сторон были близки друг другу, касался того, что выборы в Таджикистане прошли мирно и без серьезных потрясений. Другими словами, мировая общественность и внутриполитические оппоненты президента страны, подвергая его критике, по-прежнему не отрицают его роли в деле сохранения стабильности в государстве. Для многих Рахмон, остановивший в 1997 году гражданскую войну, остается своеобразной гарантией того, что трагедия больше не повторится.

Вместе с тем представители таджикской оппозиции и Запад требуют продолжения в стране либеральных политических и экономических реформ. Таджикистан, надо отметить, действительно был одной из первых республик бывшего СССР, где начались процессы либерализации. Однако, вопреки оптимистическим прогнозам, это не привело к созданию демократических институтов и структур в западном понимании. Более того, политическое противостояние в Таджикистане, вызванное либерализацией общественно-политической жизни, закончилось гражданской войной. По официальным данным, в ходе вооруженных столкновений погибло до 150 тысяч человек, около полутора миллионов стали беженцами.

Власти соседних центральноазиатских стран, внимательно следившие за ситуацией в Таджикистане, неудачный демократический опыт Душанбе сильно напугал. К примеру, Узбекистан и Туркменистан, обеспокоенные возможным повторением таджикских событий у себя дома, вообще постарались законсервировать все процессы либерализации как в политике, так и в экономике. Настолько шокирующими были итоги первых лет независимости Таджикистана.

История таджикской демократии, ее первые шаги по-прежнему вызывают особый интерес не только у международного сообщества, но и в первую очередь у населения стран региона. На сегодня из всех центральноазиатских государств через нечто подобное прошел только Кыргызстан, где пять лет назад произошла «тюльпановая революция». Примечательно следующее. И в том и в другом случае либеральные реформы заметно раскололи общество. И речь идет не только и не столько об этническом размежевании, которое в том или ином виде присутствовало во многих странах региона. В многонациональном Кыргызстане, так же как и в практически однородном по национальному составу Таджикистане, схватка за власть свелась к противостоянию различных кланов. Клановые противоречия и придали местной политической борьбе особый колорит.

Первый среди равных

Так называемые таджикские «авлоды» – территориально-семейные кланы – всегда играли важную роль в политической и общественной жизни Таджикистана. В советское время республикой правил ленинабадский (ходжентский) клан, объединяющий выходцев с севера. С развалом СССР на волне общественно-политической либерализации жители Каратегина и Памира, объединившись в демократические и религиозные организации, бросили вызов традиционной политико-экономической элите. В свою очередь кулябцы совместно с ходжентцами и гиссарцами выступили против «демократов и исламистов».

С победой на президентских выборах осенью 1991 года Рахмона Набиева ленинабадский клан, чьим типичным представителем был новый таджикский лидер, надеялся сохранить прежнее положение вещей. Но попытка не увенчалась успехом. Под давлением вооруженной оппозиции Набиев согласился на формирование коалиционного правительства, где почти половина мест были отданы каратегинцам и памирцам из Объединенной таджикской оппозиции. Региональных противоречий это, впрочем, не решило, и противостояние довольно быстро переросло в гражданскую войну.

В сентябре 1992 года лидеры ОТО фактически заставили Набиева сложить с себя полномочия главы государства. Спустя месяц под Ходжентом состоялась сессия Верховного совета Таджикистана, на которой его председателем и главой государства в условиях ликвидации поста президента был избран «кулябец» Эмомали Рахмон. Именно ему предстояло остановить братоубийственную войну и восстановить страну.

Бывшего директора совхоза в родном Дангаринском районе Кулябской области выбрали главой государства по нескольким причинам. Помимо кулябского происхождения Рахмон обладал и другими неоспоримыми достоинствами. Его мало кто знал, он не был авторитетным командиром «Народного фронта», как Сангак Сафаров или Сухроб Касымов, не являлся влиятельным политиком, как руководители ОТО Саид Абдулло Нури или Ходжа Акбар Тураджонзода, и был компромиссной фигурой как для таджикской элиты, так и для внешних игроков. Как известно, в самые сложные периоды истории политические силы всегда делают ставку именно на слабую, компромиссную фигуру, которой можно было бы манипулировать в своих интересах.

Уже в конце 1992 года отряды «Народного фронта» благодаря военной и дипломатической помощи России и Узбекистана силой взяли Душанбе. Значительное число памирцев и гармцев бежали. Покинули они и Вахшскую долину, где собственно началась борьба кланов за место под солнцем и где за земли и ресурсы вокруг реки Вахш разыгрались самые трагические события тех лет. Так конфликт в Таджикистане вышел на новый уровень. Кулябский клан во главе с Рахмоном при внешней поддержке постепенно смог потеснить другие таджикские региональные элиты.

В ноябре 1994 года, после принятия конституции Таджикистана, Эмомали Рахмон был избран президентом страны. Вместе с тем внутриполитическая ситуация в Таджикистане и обстановка вокруг него продолжала вызывать серьезные опасения у внешних игроков. К 1997 году талибы при поддержке Пакистана взяли под свой контроль значительную часть Афганистана. Россию и Иран перспектива полной победы движения «Талибан» над Северным альянсом беспокоила все сильнее. А поскольку Душанбе отводилась роль тыла в «Большой игре» в Афганистане, Россия и Иран фактически вынудили противоборствующие таджикские стороны сесть за стол переговоров. В 1997 году в Москве Рахмон подписал мирный договор с ОТО, предполагавший проведение парламентских выборов и предоставление 30 процентов постов в кабинете министров представителям оппозиции. Фактически таджикский лидер выступил в роли послушного инструмента внешних сил, использующих его в своей геополитической игре.

Выход из тени

Среди таджикских кланов президент страны тоже по-прежнему считался слабым лидером, который вынужден искать компромисс со всеми и соблюдать установившийся баланс сил. Не случайно правительство Рахмона, постепенно расширяя контролируемую им территорию, продолжало опираться на неформальные отношения и клановые структуры, сложившиеся во время конфликта. Хотя значительную часть политической элиты Таджикистана, армии и спецслужб составили выходцы из Куляба, ситуацию на местах продолжали контролировать бывшие полевые командиры. Вливаясь в ряды вооруженных сил и правоохранительных органов, они получали свои традиционные «зоны ответственности». Так, президента стали окружать преимущественно кулябцы, к которым относятся мэр Душанбе и по совместительству спикер верхней палаты парламента Махмадсаид Убайдуллоев, министр обороны Шерали Хайруллоев, бывший командир бригады спецназа МВД Сухроб Касымов и другие. Вместе с тем Дарбанд контролировал известный боевик Мулло Абдулло, Гарм – ставший главой таможенного комитета Мирзоходжи Низомов, Джиргиталь – председатель Демпартии и директор «Таджикгаза» Махмадрузи Искандаров, Тавильдар – глава МЧС Мирзо Зиеев, Кофарнихон – Ходжа Акбар Тураджонзода, поработавший вице-премьером, а затем получивший пост сенатора.

На протяжении нескольких лет Рахмон проявлял чудеса эквилибристики, ловко маневрируя между интересами различных таджикских кланов. Он смог убедить всех, что является гарантом сохранения мира и политического спокойствия. В 1999 году, получив 94 проц. голосов избирателей, он вновь становится президентом страны. А через четыре года на всенародном референдуме Рахмон получил право баллотироваться еще на два семилетних срока. Между тем в преддверии парламентских и президентских выборов, намеченных на 2005 и 2006 годы, становится ясно, что он уже тяготится своим положением и начинает собственную игру, вытесняя с политической сцены возможных конкурентов, параллельно усиливая свою родную «дангаринскую» составляющую кулябского клана.

Примечательно, что под удар попали и те, кто сражался против Рахмона в начале 1990-х годов, и те, кто с оружием в руках воевал на его стороне. В 2005-м к 23 годам лишения свободы был приговорен лидер демократов М. Искандаров. Его обвинили в подготовке государственного переворота, хищении госсредств в особо крупных размерах и незаконном хранении оружия. В том же году Верховный суд Таджикистана приговорил экс-министра внутренних дел Якуба Салимова к 15 годам лишения свободы за измену родине и бандитизм. Позднее пожизненный срок получил бывший глава Агентства по контролю за наркотиками при президенте Таджикистана, а в прошлом командующий президентской гвардией кулябец Гафур Мирзоев. В отличие от Искандарова, Салимов и Мирзоев, были ближайшими соратниками Рахмона по «Народному фронту».

Формулировки, по которым судили бывших противников и сторонников Рахмона не оставляли сомнений в том, что власти принялись расчищать политическое поле. Ощущение это усиливалось еще и потому, что на ключевых постах правительства удерживались только «дангаринцы». Среди них были министры безопасности, внутренних дел и обороны Х. Абдурахимов, Х. Шарипов и Ш. Хайруллаев. Сын последнего – Тохир Хайруллаев – к тому же возглавил 7-ю отдельную десантно-штурмовую бригаду. Она считается самой боеспособной частью таджикской армии и является резервом Верховного главнокомандующего страны – президента Рахмона.

Меры по усилению режима таджикского президента вызвали вполне понятное отторжение оппозиционно настроенной части населения страны и полное непонимание Запада, столкнувшегося с отходом от демократических стандартов. На самом деле, Рахмон действовал в рамках логики, присущей для главы государства с традиционной восточной организацией общества. Поддержавший его клан кулябцев ни с кем не хотел делиться полученной властью и контролем над распределением государственных ресурсов, как это принято в странах с развитой демократией. В то же время Рахмон, ощущая всевозрастающую поддержку своего клана, больше не хотел, да и уже не мог оставаться послушной марионеткой в чужих руках. Поэтому он всеми средствами стремился обезопасить свои тылы и играть на опережение. Отсюда и уголовное преследование влиятельных политических конкурентов, имеющих к тому же экономические рычаги, и назначение на ключевые посты в правительстве лично преданных ему людей. Кроме того, таджикский президент извлек уроки из прошлого, когда глава государства без поддержки генералов оказывался беззащитным в сложной ситуации. Именно поэтому 12 октября 2006 года парламент Таджикистана принял закон, согласно которому военнослужащие отныне будут клясться верности не только народу и конституции, но и непосредственно действующему президенту.

К лету 2009 года, когда в Тавильдаринском районе при странных обстоятельствах погиб Мирзо Зиеев, который пытался выступить посредником между отрядами Мулло Абдулло и правительством, в Таджикистане практически не осталось политиков и чиновников, способных бросить Рахмону вызов в ближайшей перспективе. Внешне он продолжает создавать видимость баланса кланов в политической и экономической системе страны – правительство уже долгие годы возглавляет ходжентец Акил Акилов. Между тем, если верить оппозиционным СМИ, президент Таджикистана стремится сконцентрировать бразды правления государством исключительно в руках лояльной ему лично группировки. Она включает в себя «дангаринцев», а также многочисленных родственников по линии жены Азизамох Рахмоновой и мужей старших дочерей. Так, брат Азизамох – Хасан Садуллоев контролирует крупнейший частный банк «Ориент-банк». Считается, что наряду с банковским, страховым и строительным бизнесом ему принадлежат несколько пищевых и промышленных предприятий в Согдийской и Хатлонской областях.

Успешными таджикскими предпринимателями называют также старших дочерей Рахмона и его сына. К примеру, Фируза владеет сетью бутиков в столице страны, а Тахмину связывают с хлопковым заводом, Банком развития Таджикистана и телеканалом «Софина». 22-летний Рустам считается владельцем интернет-провайдера Saturn-Online. Кроме того, с недавних пор он делает уверенные шаги в политике. В апреле 2009 года на IX съезде Союза молодежи его единогласно избрали заместителем председателя Союза молодежи Таджикистана. 28 февраля этого года он избирался в депутаты городского парламента Душанбе.

Можно вспомнить также, что осенью прошлого года Рахмон назначил дочь Озоду замминистра иностранных дел. Она, кстати, замужем за Д. Нуралиевым, который недавно стал первым заместителем министра финансов республики.

Появление в экономической и политической элите страны родственников Рахмона и усиление его режима настораживает западных наблюдателей, поскольку это не вписывается в общепринятые демократические стандарты. А он, выйдя из тени кулябского клана, все чаще проявляет себя как жесткий и уверенный в себе политик. Президент явно демонстрирует соперникам и соратникам, что не испытывает никаких сомнений и колебаний при принятии ответственных решений. Касается ли это кадровой политики, когда ему приходится увольнять ближайших сподвижников из родного клана, или когда он в добровольно-принудительном порядке распространяет среди населения акции строящейся Рогунской ГЭС, возведению которой к тому же противится Ташкент. Не боится Рахмон испортить и отношения с Москвой, углубляя отношения с американцами и китайцами.

По сути, Рахмон повторил путь тех восточных правителей, которых неожиданно для них самих приводили к власти влиятельные политические силы. Когда в условиях сложившегося равновесия никто ничего не мог изменить в свою пользу, выход неизменно находился в возвышении некой компромиссной фигуры. К примеру, в XVI веке старейшины пуштунских племен провозгласили своим шахом некоего Ахмад-хана из немногочисленного и слабого клана садозай. Никто из них и не подозревал, что неизвестный Ахмад-хан создаст Дурранийскую империю, а его потомки будут находиться у власти в Афганистане вплоть до Апрельской революции 1978 года.

Как и Ахмад-шаха, создавшего Афганистан, Рахмона можно назвать архитектором современного таджикского государства. При всей неоднозначности таджикского президента, без него нынешний Таджикистан представить себе сложно. Безусловно, Рахмон, провозгласивший себя единственным гарантом межкланового мира, не всегда успешно справляется со взятой на себя ролью. Об этом свидетельствуют многочисленные теракты и периодические выступления против правительства и силовых структур страны. А в условиях глобального финансового кризиса становится очевидной неэффективная экономическая политика Рахмона – большая часть трудоспособного населения вынуждена зарабатывать на жизнь за пределами республики. Любопытно, что в 2008 году таджикские мигранты отослали домой около 2 млрд. долл., что в два раза превысило весь государственный бюджет Таджикистана на то время.

Возможно, также и то, что стремящийся к авторитарным методам правления Рахмон лишь подтвердил тезис, приписываемый Генри Киссинджеру, согласно которому «никто не любит добровольно делиться властью». Но парадокс ситуации заключается в том, что альтернатива Рахмону сегодня – это углубление противоречий между недовольными им таджикскими кланами, желающими не только свалить президента и его семью, но и взять реванш друг перед другом. Это может означать только одно – возобновление межтаджикского конфликта. При этом всегда нужно помнить, что чем сильнее деградирует государство с восточной организацией общества, тем более сильный и авторитарный лидер ему нужен потом, чтобы восстановить страну и общество до приемлемого для нормальной жизни уровня.