Военная активность в регионе, вне всякого сомнения, возросла под влиянием событий, связанных с референдумом по Южному Судану. Напомним, в январе этого года практически 99 проц. жителей Юга проголосовали за отделение от Судана. 7 февраля президент пока еще единого государства Омар аль-Башир признал раздел страны. Официально южносуданцы провозгласят свою независимость этим летом – 9 июля.

В провинции Дарфур тоже мечтают о собственном суверенитете, а в Абъее живут негроидные племена и кланы, родственные южносуданским динка и другим. Понятно, что они хотели бы жить в одном государстве с соплеменниками, с которыми их, помимо происхождения, объединяет христианство и анимизм, а совсем не с арабоязычным и мусульманским Суданом. Однако и Хартум не желает расставаться с Абъеем, где расположены три крупных нефтяных бассейна. После ухода Южного Судана он и так потерял территории и три четверти нефтяных запасов.

Абъей, таким образом, становится краеугольным камнем в противостоянии между властями Северного и Южного Суданов. Головную боль вряд ли сможет снять готовящийся плебисцит о самоопределении Абъея. Вообще-то его должны были провести еще в январе параллельно с южносуданским, но спешить не стали, дабы не нагнетать обстановку, и отложили до лучших времен, которые, по мнению организаторов, наступят к июлю 2011 года.

Однако и помимо статуса Абъея у вновьобразующихся африканских государств имеется достаточно проблем. Джубе и Хартуму нужно срочно договариваться по границам, по выплатам государственного долга, который составляет 38 млрд. долларов, по распределению воды и т. д.

Разумеется, наиболее важным и актуальным является вопрос нефти и ее транзита. Дело в том, что основные месторождения нефти находятся на Юге, но нефтепровод в настоящее время один, и проходит он через Север в Порт-Судан на Красном море. Даже если южносуданцы смогут в ближайшее время увеличить добычу углеводородов (по всем показателям их новое государство может довольно быстро превратиться в одного из самых крупных экспортеров черного золота на Африканском континенте), эффективно наладить экспорт они не смогут. В рукаве Хартума находится сильный козырь, что, по крайней мере в данный момент, позволяет ему диктовать свои условия. Отчасти это напоминает ситуацию вокруг каспийских нефти и газа. Производители и рады были бы экспортировать углеводородное сырье в больших размерах, но все упирается в возможности транспортировки. В свою очередь, контроль над имеющимися газо- и нефтепроводами и строительство новых затрагивает серьезные геополитические интересы многих держав.

Надо отметить, что США и Китай, поддержавшие референдум по Южному Судану, уже решают проблему перевозки южносуданской нефти к рынкам сбыта. Так, американцами недавно было начато строительство 200-километровой дороги из Джубы до границы с Угандой. Ее конечная цель – порт Момбаса в соседней Кении. Появилась также информация, что через три года будет запущен кенийский нефтепровод, который по заказу Джубы начинают строить китайские компании. В любом случае, уже скоро Хартум может потерять монополию на транзит нефти. Хотя, по всей видимости, в среднесрочной перспективе останется одним из ключевых элементов нефтетранспортной инфраструктуры, со всеми вытекающими для него и ситуации в целом последствиями.

Видимо, именно поэтому суданские власти относительно спокойно отнеслись к желанию южносуданцев расколоть некогда крупнейшее в Африке государство. Однако это не значит, что за будущее Абъея они не будут бороться. Ведь вслед за ним и Южным Суданом о независимости неизбежно заговорят в Дарфуре или в неарабском анклаве в Нубийских горах. И тогда Судан вполне может повторить судьбу Сомали.

По сути, Хартум уже столкнулся с проблемой возможного «парада суверенитетов» и пытается реагировать на это. В Южном Судане утверждают, что нападения на их сторонников в Дарфуре и кочевников миссерия в Абъее являются частью некой кампании властей Севера, направленной против регионализма и сепаратизма. Больше того, они подозревают, что и за межплеменным конфликтом в Южном Судане стоит именно Хартум. В середине февраля там возобновились боевые действия между частями южносуданской армии и силами мятежного генерала Д. Атора, который выступил против властей сразу после того, как в апреле прошлого года проиграл выборы на пост губернатора штата Джангли.

Джуба уверяет, что Атора и других повстанцев поддерживает Хартум, который якобы опасается влияния Южного Судана на сепаратистов из Дарфура. Мировой опыт показывает, что соседние недружественные государства действительно могут использовать в своей политике запрещенные приемы. К примеру, Индия обвиняет Пакистан за помощь кашмирским террористам. Можно вспомнить, что совсем недавно Узбекистан упрекал Таджикистан в укрывательстве отрядов экстремистской организации ИДУ, а Душанбе подозревал Ташкент в поддержке мятежного полковника Худойбердыева.

Между тем очевидно, что в Южном Судане, помимо прочего, остро встает проблема разобщенности племен. Сотни племен здесь говорят на разных языках и диалектах. Они традиционно конфликтуют за землю, воду и скот, а сегодня их представители ведут политическую борьбу за власть и контроль над ресурсами. Пока удача сопутствует народности динка, к которой принадлежит Киир – президент страны. Его соплеменники заняли все руководящие должности в правительстве и армии. Но привилегированное положение динка в политической и экономической системе страны уже не устраивает элиту второй по численности народности Южного Судана нуэр. В целом, надо отметить, на данный момент на Юге действует более двух десятков политических партий, образованных по этническому и племенному признаку. Следовательно, все они так или иначе могут предъявить свои претензии на кусок «южносуданского пирога», ведь клановость и трайбализм всегда являлись визитной карточкой Юга.

Считается, что только многолетний вождь Южного Судана Джон Гаранг сумел наладить баланс племенных и клановых сил, удовлетворяющий большинство населения. Он умел обходить противоречия и находить компромиссы со всеми. Благодаря чему пользовался большой популярностью среди населения вне зависимости от этнической, племенной или религиозной принадлежности. Но Гаранг погиб при крушении вертолета 30 июля 2005 года, с тех пор на Юге практически не прекращалась борьба за власть. Примечательно, что новая вспышка насилия в феврале этого года произошла сразу после того, как Сальва Киир своим указом амнистировал всех мятежных южносуданских генералов, включая Атора.

Судя по всему, Киир не имеет политического веса Гаранга, и, вероятно, ему будет трудно добиться консолидации всех сил южносуданского общества. В этих условиях у возможных противников Джубы развязываются руки. Впрочем, резкая дестабилизация Южного Судана не отвечает интересам ни Хартума, ни тем более Вашингтона с Пекином, которые вкладывают многомиллиардные инвестиции в местную инфраструктуру. Так, за последние годы Китай, по разным оценкам, инвестировал в Южный Судан около 15 млрд. долл. Очевидно, что все они рассчитывают на спокойный переходный период и любое обострение военно-политической обстановки им невыгодно.

Таким образом, дальнейшее развитие событий в регионе напрямую зависит от того, как Джуба и Хартум будут строить свой диалог, смогут ли они создать такую модель взаимоотношений, которая приносила бы им политические и экономические дивиденды? Не менее важным является и другой момент. В Африке создается серьезный прецедент пересмотра границ и появления новых государств. Готовы ли Запад и Китай, безоговорочно поддержавшие раскол Судана, помочь новой африканской стране сформировать ответственное управление и создать необходимые институты для нормального общественного и государственного развития Южного Судана? Ведь с учетом специфики южносуданского общества у нефтяных корпораций наверняка появится соблазн сделать ставку на сильного лидера крупного и влиятельного племени, чтобы, заручившись его лояльностью, без особых сложностей добывать «черное золото». В таком случае все перипетии борьбы Южного Судана за свою независимость будут выглядеть очень двусмысленно. Особенно для Китая, который категорически выступает против сепаратизма у себя дома и пока в соседних с ним регионах, но, как выясняется, полностью поддерживает раскол Судана, исходя из своих экономических интересов.