Напомним, конфликт между Югом и Севером начался сразу с момента появления Судана в 1955 году на политической карте мира. Дело в том, что изначально в политической жизни нового государства активную роль стали играть представители северных провинций, где большинство населения были арабами-мусульманами. В силу разных причин именно они заняли ключевые места в армии и аппарате государственного управления. Негроидные племена Юга, исповедавшие христианство и анимистические культы, проиграв конкурентную борьбу за власть, не нашли ничего лучше, как потребовать предоставить им автономные права.

Мятеж южан перерос в гражданскую войну, продолжавшуюся до 1972 года, когда они добились своего. Но перемирие длилось недолго. В 1983 году президент Джаффар Мухаммед Нимейри выступил с идеей распространить по всей территории страны законы шариата. Христиане и представители других религий восприняли это в штыки. Гражданская война в Судане разгорелась с новой силой. По некоторым оценкам, погибло свыше 2 млн. мирных жителей, еще 4 миллиона стали беженцами. Вооруженные столкновения продолжались вплоть до 2005 года, пока стороны под давлением международной общественности не договорились об окончательном решении южносуданского вопроса на референдуме 2011 года.

Удивительно, но все последующие годы ни одна из сторон не предприняла ничего, чтобы хоть как-то подготовиться к ответственному политическому событию. Южносуданцы жили в предвкушении получения независимости, однако при этом даже не пытались решать проблемы, связанные с цивилизованным разводом с Хартумом, а центральные власти надеялись сохранить статус-кво. Теперь суданское правительство оказалось в очень сложном положении. Помимо собственно южносуданского вопроса, ему приходится бороться с угрозой сепаратизма в нефтедобывающих Дарфуре и районе Абъей, а также штатов Южного Кордофана и Голубого Нила, где проживают христианские негроидные племена. Ситуация может еще больше осложниться по мере того как президент Омар аль-Башир будет реализовывать свою программу по арабизации и исламизации Севера. К примеру, он однозначно заявил, что в случае разделения страны изменит конституцию, сделав шариат ее единственной основой, а также утвердит за арабским языком статус единственного. В настоящее время конституция Судана признает религиозное, расовое, этническое и культурное разнообразие государства. Поэтому в качестве источника права в северных регионах наряду с шариатом называется и «консенсус народа», что-то вроде традиционного обычного права. А официальным языком наряду с арабским является английский, при этом региональные власти могут использовать местные языки и наречия.

В случае отделения Юга, по словам аль-Башира, «ни о каком культурном или этническом разнообразии граждан уже речь идти не будет». Естественно, это вызывает большое беспокойство у определенной части населения Севера. Так, заместитель губернатора Южного Кордофана Аль-Хилу заявил, что любые «изменения в Основном законе страны должны учитывать мнения народов Южного Кордофана и Голубого Нила». А лидеры местных народов миссерия и динка пошли еще дальше и пригрозили, что в случае введения шариата будут призывать население «пойти по пути самоопределения». Такая угроза вполне реальна, если учесть, что значительная часть жителей провинций ранее выступала против центральной власти.

Получается, что в любом случае Судан не застрахован от нестабильности. Впрочем, неизвестно, какова будет судьба и отколовшегося от него Южного Судана, где, по оценкам ООН, 90 проц. населения живет меньше чем на один доллар в день, 85 проц. жителей неграмотны, а бюджет практически на 100 проц. состоит из валюты, вырученной от продажи нефти. При этом в южносуданской элите также нет единства. Вполне возможно, что борьба за власть в нефтедобывающем регионе будет довольно острой и спровоцирует дальнейшую фрагментацию региона, ведь из-за перераспределения нефтяных доходов может начаться конфликт между разными племенами.

Тот факт, что Южный Судан не готов в полной мере стать суверенным государством, признают и западные эксперты, однако при этом они продолжают настаивать на праве народа на самоопределение. Президент США Барак Обама вообще назвал референдум «источником вдохновения для всего мира». Такая позиция Запада выглядит довольно странно. По сути США и ряд стран Европы вольно или невольно способствуют дальнейшему межрелигиозному и межэтническому расколу Судана. Хотя для них, похоже, все упирается в демократию.

Видимо, именно приверженностью демократическому процессу можно объяснить и поддержку Западом Алассана Уаттара, который в ноябре прошлого года победил на президентских выборах в Кот-д’Ивуаре, однако не может вступить в должность, поскольку прежний лидер страны Лоран Гбагбо отказался сложить с себя полномочия. Между тем причина политического кризиса в Кот-д’Ивуаре намного серьезнее. Здесь, как и в Судане, тоже фактически речь идет о противостоянии христианского юга, который представляет Гбагбо, и мусульманского севера, объединившегося вокруг Уаттара.

Следует отметить, что основатель и первый президент Кот-д’Ивуара Диа Феликс Уфуэ-Буэнья умело поддерживал хрупкий этнический и конфессиональный баланс, не оставляя ни одну крупную народность или религиозную общину без представительства в высших органах власти. Он делал все возможное, чтобы свыше 60 многочисленных ивуарийских народов и племен осознавали себя единой нацией. Католик Уфуэ-Буэнья пытался интегрировать немногочисленную мусульманскую элиту в истеблишмент страны. Он же предоставил всем иммигрантам права гражданства. Благодаря всему этому, например, сын иммигрантов мусульманин Алассан Уаттар стал премьер-министром страны.

Однако со смертью Уфуэ-Буэнья закончился и период политического и экономического расцвета Кот-д’Ивуара. Президент Конан Бедье не имел авторитета своего предшественника и его интуиции. Период нестабильности совпал и с экономическими трудностями 1990-х годов. В итоге все больше начала сказываться разность религий и культурных традиций жителей севера и юга страны. Помимо религиозных различий в элитах Кот-д’Ивуара все громче заговорили о принадлежности к тем или иным племенам и кланам. Ивуарийцы быстро и охотно разделились на своих и чужих. Ограничения в политических правах мусульман, прежде всего иммигрантов во втором и третьем поколении, многие коренные жители страны восприняли с энтузиазмом, но в северных районах начались беспорядки, приведшие к мусульмано-христианским столкновениям.

Надо заметить, что примеры Судана и Кот-д’Ивуара со всей очевидностью показывают, что в государствах с восточной организацией общества ни в коем случае нельзя допускать ослабления государственных институтов. Когда это происходит, на повестку дня неизбежно поднимаются межконфессиональные, межэтнические и племенные отношения. По мере разрастания экономического или политического кризиса простейшая форма организации общества становится наиболее удобной и эффективной для защиты социально-экономических и политических интересов отдельного человека, его семьи, клана или племени.

В свою очередь, возрождение племенного сознания напрямую оказывает влияние на дальнейшее разрушение фундаментальных основ государства. Ведь представители рода или племени преследуют исключительно собственные интересы. Хуже всего то, что референдум в Судане может стать сигналом для сепаратистов не только в других районах этой страны, но и в различных странах мира. Отсюда одним из самых больших вопросов остается то, почему аль-Башир вообще в 2005 году согласился на проведение референдума по Южному Судану. Какими мотивами он руководствовался и кто из внешних сил мог вынудить его пойти на такой шаг, сказать трудно. Ответ на этот вопрос является чрезвычайно важным, ведь кому-то и по какой-то причине было выгодно разделение Судана по крайней мере на две части.

В целом же вся эта история является серьезным уроком для всех многонациональных и поликонфессиональных государств, где противоречия различных кланов и общин по-прежнему остаются определяющим фактором социально-политической и экономической жизни. Прежде всего, это касается стран с традиционно восточной организацией общества, к каковым относятся, в частности, и центрально-азиатские республики. Очевидно, что в нашем регионе должны сделать выводы из неоднозначного опыта современного Судана и того же Кот-д’Ивуара, который еще совсем недавно был одним из лидеров на Черном континенте по темпам роста экономики и качеству уровня жизни. Судя по всему, сегодня в далекой Африке создается довольно серьезный прецедент, последствия которого рано или поздно может ощутить любое государство.