Автор: Султан Акимбеков
Локация: Алматы
Номер: №4 (41) 2011
После выдвижения инициативы о проведении референдума у Астаны было несколько возможных вариантов действий. Во-первых, согласиться с этим предложением, во-вторых, отказаться и подождать до следующего года и провести выборы в срок. По крайней мере, было бы ясно, чем закончатся события в арабском мире. Однако в итоге был выбран третий вариант – пойти на досрочные выборы. Безусловно, это отражало уверенность Астаны в своих силах, в том числе в поддержке большей части консервативно настроенного населения.
В общем, в Казахстане решили не менять своих планов, которые были выработаны еще до начала потрясений в арабском мире. Похоже, что основная идея заключалась в том, чтобы провести казахстанские выборы раньше аналогичных выборов в США и России, которые, как известно, пройдут в 2012 году, тогда же, когда планировались выборы президента Казахстана.
С учетом того, что мы вынуждены маневрировать между интересами этих двух могущественных сил, которые участвуют в геополитической борьбе в нашем стратегически важном регионе, это было вполне разумное решение. Фактически речь шла о том, чтобы уйти с линии огня, не дать возможности великим державам ломать между собой копья по нашему поводу.
При этом в Астане наверняка оценивали все возможные риски с поправкой на разворачивающиеся арабские события. Однако в самом общем смысле ситуация в современном Казахстане более стабильна, чем в любой арабской стране. Здесь важно подчеркнуть, что мы делаем только первые шаги по интеграции в мусульманском мире и многие процессы, которые развиваются в тех же арабских странах последние пятьдесят лет, в наших условиях еще только начинаются. Причем все эти процессы взаимосвязаны.
Так, например, масштабная миграция из села в город ведет к созданию социального слоя «новых городских бедняков». В арабских странах этот процесс привел к появлению многомиллионной городской среды недавних выходцев из села, уровень недовольства в которой чрезвычайно высок. Эта масса людей чрезвычайно чувствительна к любым колебаниям ситуации, например, росту цен на продукты, и ей практически нечего терять. Именно они составляли основное число протестующих в Египте, Тунисе, других арабских странах.
Одновременно при переезде в город разрушаются прежние традиционные патриархальные связи. В городских условиях выходцы из села формируют новые социальные отношения. Здесь важно подчеркнуть, что на Востоке человек в целом чувствует себя весьма некомфортно вне общины, членом которой он непременно должен быть.
Одним из способов выживания в городских условиях является создание таких общин на земляческой основе, деятельность которых при этом не ограничена властью авторитетов традиционной семейной общины. Отсюда, кстати, наши многочисленные землячества «чимкентцев», «джамбульцев», «восточноказахстанцев», чьи периодические выяснения отношений между собой часто попадают в городские хроники.
В то же время прямой альтернативой земляческой общине является община религиозная. Поэтому в мусульманских странах влияние исламистских лидеров гораздо сильнее в городах, нежели на селе. В последнем случае их влияние серьезным образом ограничивается традиционными патриархальными лидерами.
Поэтому, например, в Тунисе на последних открытых парламентских выборах в конце восьмидесятых годов исламистская партия «Ан-Нахда» набрала в целом по всей стране 13 процентов голосов, в то время как в городах 30–40. Поэтому в Иордании государство перераспределило избирательные участки таким образом, чтобы сельские районы с преимущественно бедуинским населением выбирали больше депутатов в парламент, чем города, населенные главным образом палестинцами. Последние симпатизируют в основном местным исламистам, близким к движению «Братьев-мусульман». В то время как бедуины во главе с шейхами племен являются традиционной клиентелой иорданских королей.
У нас в принципе развиваются схожие процессы. Масштабное переселение людей из села в города приводит к созданию новой социальной среды, которая очень близка к ситуации в мусульманских странах. У нас также создаются общины на земляческой основе и широко распространяются исламистские идеи. Другое дело, что мы находимся в самом начале этого пути. И у нас еще далеко не достигнута критическая масса, как это произошло в Египте, где сегодня живет 80 млн. человек, хотя в середине прошлого века насчитывалось только 27 млн. Хотя все, конечно, относительно. Но все же наши казахстанские 33 млрд. долларов бюджетных расходов на 16 млн. человек населения существенно больше, чем египетские 18 млрд. долларов, которые приходятся на 80 млн.
Однако стоит отметить, что нашим преимуществом по сравнению, например, с Киргизией, где есть только один Бишкек, можно считать еще и тот факт, что в нашей стране насчитывается как минимум десяток городских центров, куда активно переселяются жители из села. Поэтому у нас критическая масса не настолько концентрированна, как у соседей, хотя Алматы, безусловно, находится вне всякой конкуренции.
Еще одна похожая проблема связана с высшим образованием. Традиционно оно должно служить одним из способов повышения общественного статуса. Это один из так называемых «социальных лифтов». Поэтому такой интерес к нему со стороны выходцев из села, для которых дать высшее образование своим детям является главным приоритетом. Однако в арабских странах взрывной спрос на высшее образование привел к тому, что оно в итоге перестало выполнять свою функцию повышения качества жизни и статуса в обществе. Отсюда и дипломированные тунисские продавцы овощей и фруктов, самосожжение одного из которых и стало поводом к последним арабским событиям.
Не правда ли, очень похоже на нашу ситуацию? У нас такой же взрывной спрос на образование и очень часто последующее разочарование, потому что получение диплома не обеспечивает автоматического повышения общественного статуса и доходов. Очень показательна ситуация с выпускниками программы «Болашак», которым очень трудно найти работу. В Казахстане значительное число университетов занимаются бизнесом, старательно удовлетворяя возникший спрос и зарабатывая свои деньги, но также делая свой вклад в создание критической массы.
Другое дело, что у нас в отличие от многих мусульманских стран гораздо ниже уровень общественной организации. В том же Тунисе есть как минимум два всеобщих союза студентов – один исламской, другой левоцентристской ориентации, а также несколько влиятельных профсоюзов. Здесь, несомненно, сыграло свою роль влияние Франции, колонией которой был Тунис. У нас же только предпринимаются попытки создать те же студенческие организации, над чем активно сегодня работают различные западные фонды, которые учат студентов, как надо это делать.
Так что можно сказать, что мы еще только в самом начале того пути, который привел арабские страны к нынешней ситуации. Но у наших соседей в Узбекистане ситуация гораздо хуже, они еще даже не начинали рыночные реформы. Поэтому у них, с одной стороны, почти советский порядок, с другой – отсутствие возможности активной части населения реализовать свои потребности в рыночной экономике. По этой же причине нет переселения из сел в города, но зато перенаселенной остается сельская местность. Они просто законсервировали советскую ситуацию, но, правда, это не значит, что она сможет сохраняться достаточно долго.
Нынешние выборы вряд ли способны принести какие-то сюрпризы Астане, хотя кто бы сказал еще три месяца назад, что такое возможно в Тунисе и Египте. Но все же поддержка властей и лично президента Назарбаева в обществе сегодня весьма велика. Здесь и несомненный масштаб личности президента, и отсутствие какой-либо внятной идеологической альтернативы нынешнему курсу развития страны.
Например, национальные меньшинства могут представить свой собственный список претензий к действующей власти, но они не могут не учитывать опыта соседней Киргизии, особенно Ошских событий. Точно так же и весьма влиятельные алматинские либералы. Они хотят либеральных реформ и построения общества на западноевропейских стандартах. Однако многие из них были очень серьезно обеспокоены событиями в соседней Киргизии, собственно как и событиями в арабском мире.
При всей заманчивости либерального процесса существует серьезный риск для маленького, но такого уютного алматинского мира, который первым попадет под удар в случае развития политического процесса по киргизскому сценарию. Мнение умеренных алматинских либералов четко выразил в своей колонке заместитель главного редактора влиятельной газеты «Панорама» Аскар Аукенов. Он критиковал решение оппозиции отказаться от участия в выборах, заявляя, что оно вызвало разочарование у многих ее сторонников. По его мнению, она не просто должна быть всегда готова к выборам, но и не должна упускать возможности лишний раз предложить свою собственную программу действий.
Здесь как раз и начинается самое сложное. В Казахстане наблюдается явный кризис идеологии. С одной стороны, государство главным образом сосредоточивает свои усилия на прямой пропаганде. С другой – оппозиция, как либеральная, так и националистическая, концентрируется только на базовых принципах своих давно готовых программ, которые не учитывают реальную ситуацию и настроения в обществе.
Для либералов главное заключается в стандартном наборе – выборах акимов всех уровней, выборах судей, в переходе к парламентской системе, свободе слова и СМИ. Соблюдение всех этих правил должно, по их мнению, обеспечить переход Казахстана на качественно новый уровень и приблизить его к западным стандартам.
Для националистов главная проблема в статусе казахского языка. Корень всех проблем они видят в распространенности русского языка, параллельно они очень критически относятся к России и ее политике, как прошлой, так и современной. По своей сути националисты также условно делятся на либеральных, которые призывают к либерализации политической жизни Казахстана, критикуют власти за их недостаточную политику в области защиты казахского языка, а также традиционных. Последние призывают к жестким мерам в отношении использования языка в работе государственных органов и даже в повседневной жизни.
Существует еще и русские националисты, которые весьма критически настроены по отношению к независимости Казахстана в целом, подвергают сомнению способность к самостоятельному развитию, не принимают никакой критики по отношению к прошлому и настаивают на цивилизаторской миссии сначала Российской империи, а затем СССР.
Здесь нужно иметь в виду еще и исламистские настроения в обществе, среди «новых городских бедняков», недавних выходцев из села. В будущем их влияние будет неизбежно расти, и государству стоит больших трудов не дать этому процессу выйти за рамки.
Причем большая часть указанных выше движений выступает за либеральные реформы, каждый видит в них шанс добиться реализации своей программы.
В этой ситуации кризис идеологии выражается не в определении того, чего хотят основные политические движения Казахстана. Они это хорошо знают. Кризис идеологии связан с тем, что ни у политических движений, ни у государства, ни у общества нет ответов на ряд очень важных вопросов и нет основы для консенсуса.
Среди них целый ряд вопросов нашей истории отношений с Россией. Здесь и собственно колониальный период, и восстание 1916 года, и голод 1928–1932 годов, и многое другое. Очевидно, что у радикалов с обеих сторон диаметрально противоположные точки зрения на ситуацию. Отсюда вытекает еще одна проблема – какой должна быть внешняя политика страны, которая находится в эпицентре геополитического соперничества между Россией, США, Китаем и многими другими игроками помельче. Надо отдать должное президенту Назарбаеву, он все эти годы проводит тонкую и чрезвычайно эффективную политику, направленную на защиту в первую очередь государственных интересов.
Теперь на секунду представим, если мы начнем либеральные процессы по западным стандартам или у нас начнутся беспорядки по киргизскому или арабскому сценарию, что также приведет нас к либерализации. Вот здесь начнется самое сложное. С одной стороны, острейший конфликт интересов между радикальными националистами (казахскими и русскими) в ходе предвыборной кампании, любой, президентской или парламентской. Предметом дискуссии станут в первую очередь неурегулированные вопросы общей истории.
С другой стороны, начнется борьба интересов внутри казахского общества. Здесь уже важен не только опыт Киргизии, но и бунтующих арабских стран. На первый план здесь вышли интересы регионов, религиозных общин и племен. Так, в Тунисе одной из движущих сил протестов были представители южных кланов, недовольных доминированием сахельского клана. В Бахрейне шииты ведут борьбу против суннитов. В Йемене южные племена против северных из коалиции зейдитских племен, лидером которых является президент Салех.
В Ливии большая часть племен выступила против Каддафи, их представителями являются те ливийские послы и министры, которые поддержали революцию, но некоторые, в частности его родное племя каддафийа, продолжает его поддерживать. В Саудовской Аравии самая большая проблема связана с шиитскими племенами богатой нефтью Восточной провинции и рядом других племен из депрессивных районов страны.
В Казахстане обычно распространено мнение, что наша бывшая родоплеменная система ушла в прошлое, стала только традицией, но опыт Киргизии, нашего близнеца-брата, наглядно демонстрирует, что она еще может вернуться. И здесь не только деление на Юг и Север, которые в целом совпадают с традиционной структурой организации киргизского общества на крылья – правое и левое. Проблема в том, что политики в своей борьбе все больше обращаются за поддержкой к своим землякам на местах, из числа которых формируются группы поддержки, как для участия в выборах, так и для оказания силового давления на власть. Отсюда, кстати, и выдвигаемая проигравшими киргизскими партиями идея создания местных курултаев практически на родоплеменной основе.
Подобная перспектива не может не вызывать беспокойства даже у самой недовольной властями части либерально настроенного населения. Даже для них события в арабских странах и в Киргизии, которые наложились в массовом сознании одно на другое, не выглядят слишком привлекательными.
Настораживает только один факт, резкий рост цен. Напомним, что одной из причин арабских волнений стала именно продовольственная инфляция. Здесь свою роль сыграли макроэкономические факторы, например, рост мировых цен на продовольствие. Но в наших конкретных условиях большее значение имеет сочетание сразу двух факторов.
С одной стороны, рост цен на нефть и приход финансовых спекулянтов вынуждает Нацбанк скупать доллары, с тем чтобы не допустить быстрого укрепления тенге. Правда, председатель Нацбанка Григорий Марченко утверждает, что весь объем выпущенных дополнительных денег стерилизуется выпуском его ценных бумаг, но тем не менее свою роль в росте цен это не может не играть. Так же, как и увеличение расходов бюджета ведет к росту денежной массы.
С другой стороны, вхождение в Таможенный союз не могло не привести к сближению ценовых параметров двух стран. А так как цены в Казахстане были существенно ниже, то они стали стремиться к российскому уровню. Фактически в рамках ТС происходит вымывание товаров в Казахстане и импорт инфляции из России.
Последнее обстоятельство особенно опасно в связи с ситуацией в западных нефтедобывающих районах Казахстана. Здесь практически нет своего сельхозпроизводства, поэтому рост цен является особенно болезненным.
В любом случае нынешняя сложная ситуация наглядно демонстрирует, что сохранение государства является стратегически важной задачей и для властей и для общества, несмотря на все претензии вторых по отношению к первым. А для этого нужно сохранить сильную вертикаль власти, которую в нашей стране представляет президент Назарбаев.
|