Новый политический ландшафт
Нынешней осенью политическая жизнь в Казахстане отмечена двумя главными тенденциями – борьбой, которая ведется между государством, с одной стороны, и структурами, близкими к опальному олигарху Мухтару Аблязову, – с другой, а также продолжением острейшей идеологической дискуссией по языковому вопросу
Павел Михеев
Максим Золотухин
Павел Михеев
|
Автор: Султан Акимбеков
Локация: Алматы
Номер: №17-18 (54-55) 2011
При всем том, что, естественно, никогда не стоит чересчур демонизировать того или иного человека и его деятельность, трудно отрицать тот факт, что сейчас именно близкие к Аблязову организации играют наиболее активную роль в давлении на власти Казахстана. На фоне их повышенной активности несколько потерялась другая часть оппозиции из партии ОСДП «Азат». Потому что напор на власти действительно идет нешуточный, по всем фронтам, с максимальной мобилизацией сторонников, причем порой по принципу «кто не с нами – тот против нас».
В этой связи интересно, что один из самых радикально настроенных молодых националистов Жанболат Мамай выступил против известного письма 138-ми в защиту казахского языка. Хотя еще в начале этого года, в момент обострения дискуссии о нации, он был в одном строю с Мухтаром Шахановым. Но в последнее время он играет весьма заметную роль в той же забастовке нефтяников Мангистау и несколько отошел от прежних позиций.
Причем характерно, что сторонники Аблязова в целом подвергли письмо критике, заявив, что оно только играет на руку действующим властям, которые, по их мнению, готовятся к парламентским выборам, потому что в результате его появления все русскоязычное население теперь будет голосовать за партию власти. Поэтому тот факт, что Мамай критиковал авторов письма (хотя большая часть старой оппозиции – Булат Абилов, Жармахан Туякбай, часть оппозиции новой – Серикжан Мамбеталин и Азат Перуашев и практически все видные национал-патриоты письмо подписали), демонстрирует, что у него и его нынешних союзников несколько изменились приоритеты.
Такая ситуация вовсе не удивительна. Старая оппозиция не хочет, чтобы ее использовали, тем более что у самого Аблязова существуют вполне конкретные задачи, ради которых он и ведет свою борьбу. Кроме того, старую оппозицию не может не беспокоить его стремление к максимальной радикализации ситуации. Она, конечно, критически относится к власти, но не любой ценой. Характерно, что весьма близкий к ней либерально настроенный Сергей Дуванов, проанализировав ситуацию, задал себе риторический вопрос: за кого теперь голосовать тому, кому надоел «Нур Отан», но кто не может поддержать националистов, с которыми заодно все лидеры старой оппозиции? Его разочарование понятно, но при этом он не назвал в качестве возможной альтернативы «Народный фронт», созданный на базе компартии и незарегистрированной партии «Алга», близких к Аблязову.
В то же время и позиция аблязовских сторонников тоже вполне логична. Они собирались принять участие в парламентских выборах, максимально раскачать ситуацию, и если и не победить на них или не занять какого-либо места, то использовать этот факт для дискредитации властей Казахстана на международной арене, а может даже, и попытаться дестабилизировать ситуацию в отдельных регионах. Для этого, собственно, и был придуман союз «Алги» с коммунистами в рамках «Народного фронта», чтобы, воспользовавшись легально существующей политической структурой последних, выдвинуть общий список депутатов.
Естественно, что новой структуре нужно было максимально возможное число избирателей. Тем более что коммунистическая идеология вообще предполагает интернационализм, а среди нынешних активистов «Алги» очень много неказахов. Кроме того, основная борьба предполагается на международных площадках, здесь также нужно ориентироваться на общелиберальные ценности. Поэтому вот даже Мамай поменял свои взгляды. Нет, стратегически он остался на прежних позициях, но тактически считает, что «Шаханов и компания» льют воду на мельницу Астаны.
Хотя проблема для «Народного фронта» возникла еще и с тем, что письмо 138-ми подписал лидер коммунистов Газиз Алдамжаров. И если партии «Ак жол» удалось как-то уйти от болезненной для себя темы подписания данного письма Перуашевым и последующего выступления против этого руководства североказахстанского филиала, то для коммунистов, а значит, и для «Народного фронта», удар оказался очень болезненным. Их потенциальный электорат состоит из лиц пожилого возраста, которые заведомо интернациональны по своей сути.
У нас всего 1,6 млн. пенсионеров. Понятно, что все они в своем большинстве голосуют за партию власти в силу традиционной консервативности, но и за коммунистов какая-то часть также могла бы проголосовать при грамотной работе последних. Поэтому подписание известного письма Алдамжаровым наверняка вызвало неудовольствие в «Народном фронте». Поэтому и потребовались соответствующие заявления Мамая и других политиков в близких к Аблязову газетах. Однако власти, в свою очередь, также сделали свой ход. Если незарегистрированная партия «Алга» хотела обойти проблему с регистрацией и все-таки принять участие в выборах, для чего и был нужен союз с коммунистами, то власти также сделали ход конем и запретили 4 октября деятельность компартии сроком на полгода. Это было сделано на том основании, что лидер партии Алдамжаров являлся еще и членом «Народного фронта». Последний, однако, утверждал, что он участвовал в этом объединении как физическое лицо, но это ему не помогло. Собственно, получился своего рода пинг-понг – в ответ на изящную попытку «Алги» принять участие в парламентских выборах через посредничество коммунистов власти нашли свой весьма тонкий ход и закрыли «Алге» легальную возможность принять участие в выборах.
В этом вопросе бесполезно дискутировать в духе соответствия обычным либеральным ценностям. Это как в случае с правом на свободу собраний, записанным в Конституции. Наши либералы считают, что это означает полную свободу любых митингов с уведомлением властей об их проведении, при этом последние не имеют права запрещать их или устанавливать конкретное место. Теоретически это так, однако, даже в Нью-Йорке, цитадели демократии, нельзя ставить палатки на Уолл-стрит и на митинг также дается разрешение. Другое дело, что там это делается просто, у нас сложнее, но там и ситуация совсем другая.
Поэтому было бы наивным полагать, что политической организации, близкой к Аблязову, власти сегодня дадут возможность просто так вести свою игру, тем более с ее готовностью к радикализации ситуации. Но запрет коммунистов – ход весьма изящный. Конечно, либералы его воспримут критически, но формально претензий быть не может, в «Народный фронт» на самом деле вошли коммунисты и «Алга». Алдамжаров здесь явно лукавит, когда говорит, что он был в «Народном фронте» как физическое лицо. Это была попытка обойти правила, переиграть оппонента в лице власти, но она не удалась.
Но с Алдамжаровым можно согласиться в одном, похоже, что парламентские выборы у нас действительно пройдут в следующие полгода, до весны 2012-го, и пройдут уже без коммунистов. Причем риск для последних состоит в том, что два подряд неучастия в выборах могут привести к ликвидации партии, а прошлые выборы коммунисты, как известно, бойкотировали.
Хотя вообще без коммунистов выборы, конечно, не обойдутся. Ведь есть еще и Коммунистическая народная партия Владислава Косарева, которая со своей стороны выступила с осуждением решения о приостановке деятельности компартии. Можно предположить, что коммунистов Алдамжарова теперь заменят как раз «народники». Причем теоретически могут заменить их и в политической системе в принципе.
Теперь уже Аблязов и его сторонники будут искать свой ответный ход, но все же очевидно, что бороться с государственной системой даже самому богатому олигарху с большими медийными и финансовыми возможностями очень непросто. Он делает жесткие прогнозы и заявления, которые потом не оправдываются. Он строит хитрые комбинации, которые разрушаются.
Кто реально страдает в данной ситуации, так это нефтяники из Мангистау. Их явно кто-то увлек на забастовку не просто с требованиями о повышении зарплаты, а с политическими требованиями, которые заведомо не могли быть выполнены властью. Тот, кто составлял для забастовщиков требования, преследовал именно политические цели, а вопрос зарплат явно носил вторичный характер. Расчет, скорее всего, делался на то, что длительный характер противостояния или приведет к какому-либо жесткому сценарию, или создаст негативный фон для проведения выборов. Напомню, летом было много слухов о том, что выборы пройдут уже в этом году.
Если же выборы пройдут в следующем году, то уволенные забастовщики просто не смогут долго находиться на площади в Жана Озене в зимний период времени. Соответственно, рано или поздно появятся штрейкбрехеры, что типично для любых рабочих движений. Конечно, жанаозенские забастовщики обладают большей степенью сплоченности, чем обычные рабочие, особенно, если правдива информация, что среди них много выходцев из Туркменистана и Узбекистана. Но эта сплоченность общинная, поэтому каждая община с подозрением следит за соседней и штрейкбрехеры найдутся. Особенно, если вдруг власти предложат какой-то части уволенных забастовщиков новые рабочие места в других районах Казахстана. Все равно рано или поздно надо будет решать судьбу Жана Озена, где сегодня живет 120 тыс. человек, а добыча нефти на месторождении будет и дальше падать. Языковые барьеры
Без всякого сомнения, языковой вопрос остается самой острой темой для Казахстана. Его постановка в крайне жестком формате в известном письме 138-ми нарушила своего рода политическое табу, которое существовало в нашей стране последние двадцать лет. Это как прорыв идеологической плотины, которую мы все вместе возвели в начале девяностых, потому что ни у кого не было однозначных ответов на вопрос об исторических отношениях России и казахов, все боялись межнациональных конфликтов, которые сотрясали в это время распадающееся пространство бывшего СССР.
Поэтому победил здоровый консерватизм и инстинкт самосохранения. В его основе лежала концепция межнационального согласия, а все возможные проблемные моменты были положены под сукно. При этом казахское общество тихо закрыло тему колониального периода в своей истории, а русское общество молча согласилось с казахизацией системы управления. Соответственно, у нас не было языковой полиции, как в Латвии, не было и межнациональных конфликтов, которые широко распространены по всей территории СНГ, включая Россию. Число казахов в стране значительно увеличилось, удельный вес русских и других национальных меньшинств сократился. Но рыночная среда нивелировала всю разницу и все возможные недовольства. Потому что, несмотря на то что в государственном аппарате доминируют казахи, рынок создает все возможности для национальных меньшинств и он же снижает уровень напряженности.
Кроме того, русским в Казахстане было проще жить, чем в Узбекистане и других азиатских республиках. Казахское общество, как бывшие номады, не состоит из сплоченных общин подобно другим азиатским народам. Даже в России уровень национализма в русском обществе растет, как реакция на то, что последнему, базирующемуся на индивидуалистических ценностях, приходится иметь дело со сплоченными кавказскими и азиатскими общинами. В Казахстане казахское общество может быть и сплоченным и очень индивидуалистическим одновременно. Сплачивается оно в моменты угрозы, а в обычной ситуации весьма индивидуалистично. Отсюда, собственно, и проблема с русским языком среди части казахского населения.
Городские казахи больше индивидуалисты, чем сельские. Именно здесь больше всего русскоязычных казахов, которые вполне уверенно чувствуют себя в новых условиях. Часть из них учит язык, некоторым просто некогда, кто-то считает, что это слишком трудно. Но в любом случае существует русскоязычная казахская среда, которая уже воспроизводит себя сама.
Именно это и не нравится национал-патриотам. При этом они явно лукавят, когда говорят, что казахский язык в тяжелом положении и нет никакого прогресса. Прогресс, безусловно, есть, и тенденцию уже не изменить. 20 лет назад областных центров с полностью казахской языковой средой было два-три, сегодня их уже как минимум половина. Если раньше в структуре казахского народа было процентов сорок тех, кто вообще не говорил на казахском языке, то сейчас их процентов двадцать. Потому что демографический рост происходит главным образом за счет казахскоязычного сельского населения, часть которого последние двадцать лет интенсивно переезжает в города. Приехавшие в Казахстан оралманы все казахскоязычны, дети в своем большинстве казахским уже владеют. Те же русскоязычные казахи концентрируются главным образом только в Алматы и северных городах.
Так что тенденция вполне очевидная и будет только усиливаться, число чисто русскоязычных казахов будет сокращаться. Но здесь возникает другая проблема. Весь основной политический процесс и поддержание экономических отношений идут на русском языке. Запретить это невозможно. Даже национал-патриоты вынуждены доводить до общества свою точку зрения через русскоязычные СМИ и спорить тоже через их посредничество. Более того, основную информацию мы в Казахстане, и русскоязычные и казахскоязычные, получаем через российское информационное пространство. В этом есть свои плюсы – россияне делают за нас всю сложную работу, но и свои минусы – практически нет казахстанского содержания.
Здесь самый острый вопрос – это конкурентоспособность. Если русские газеты более конкурентоспособны, чем казахские, если русскоязычные в широком смысле авторы более востребованы и высокооплачиваемы, чем казахские, то создается трудная ситуация. Это и вызывает раздражение национал-патриотов. Это дает им право утверждать, что казахи живут хуже всех в независимом Казахстане. Это, конечно, неправда, в каждом этносе есть различные социальные слои населения. Но то, что казахскоязычные казахи часто являются менее конкурентоспособными в Казахстане, – во многом правда. То есть владение государственным языком не дает конкретных преимуществ. И здесь есть большая проблема и большое неудовольствие.
Национал-патриоты сегодня видят главных виновников происходящего в лице русскоязычных казахов. Они утверждают, что это именно они во власти тормозят развитие казахского языка, чтобы им самим было комфортно. Но это не так, властные структуры сегодня вполне казахскоязычны, там все говорят или понимают по-казахски. В этом нет проблемы. Проблема в том, что нет соответствующей казахскоязычной среды для обсуждения актуальных вопросов государства и общества. И опять мы приходим к вопросу, что нет казахского содержания.
Даже при наличии большого количества казахскоязычных специалистов в той же гуманитарной области у нас нет или очень мало проводится конференций на казахском языке, у нас нет литературы на казахском языке на актуальные темы. Не просто новостных сайтов, а качественной интерпретации проблем и событий, которая делалась бы именно на казахском языке. Поэтому даже вполне казахскоязычные люди смотрят либо российские, либо, кто знает, англоязычные источники информации. Если нужны данные или литература по той или иной острой проблеме, то все равно надо обращаться к источникам на том же языке. В результате у казахскоязычных специалистов нет соответствующей поддержки их знаниям языка и нет потребности его использовать.
7 октября один из подписантов известного письма Смагул Елубай в интервью газете Central Asia monitor обвинил во всех проблемах русскоязычных казахов, в частности, подверг критике Ауэзхана Кодара, который ранее отметил, что если бы была великая литература на казахском языке, то это был бы стимул его изучать. Его слова: «Как говорит Ауэзхан, они будут, как суровые экзаменаторы, ждать, когда эти казахи (дистанцируя себя от собственного народа) напишут великую книгу, а обрусевшие в это время со своей великодержавной высоты должны вершить суд, изрекая: «Эй, вы, там, напишите великую книгу на казахском, а мы подождем и посмотрим, надо нам становиться казахами или нет». Но Елубай не учитывает, что вопрос глубже одной книги, вопрос стоит так, что для любого языка нужно качественное наполнение, безотносительно того, побудит это кого-то изучать его или нет.
И здесь проблема не только в языке, проблема в положении государства. Интеллектуальная среда у нас и так слабая, она, безусловно, вторична по отношению к России, это огромный минус, потому что для адекватного восприятия действительности и защиты государственных интересов Казахстана нужно качество интерпретации информации. А у нас проблема не только с качеством содержания информации на казахском языке, у нас такая же проблема и на русском.
По большому счету мы должны отстаивать наши общегосударственные интересы в отношениях с Россией или странами Запада и делать это на том или ином языке. Это очень важно быть конкурентоспособным, уметь дискутировать по актуальным проблемам. В противном случае, либо мы проиграем, либо пойдем на острый конфликт, потому что интуитивно будем чувствовать, что проигрываем.
При всей абстрактности такой формулы, она вполне конкретна по своему содержанию. Мы все равно должны выстраивать свои отношения с Россией и делать это в весьма неблагоприятных обстоятельствах, будучи зависимыми от нее в идеологическом плане и уступая в конкурентном качестве. Но строить отношения надо и надо избегать при этом политизации всей палитры сложных моментов в непростой истории взаимодействия России и казахов, чтобы не дать повода поставить в сложную ситуацию государство Казахстан. Особенно теперь, когда существовавшая двадцать лет идеологическая плотина, или, другими словами, система табу, фактически рухнула.
Дискуссии о языке плавно перерастают в дискуссии о колониальном прошлом казахов в составе России со всеми сложными моментами, с которыми оно было связано. Здесь и обстоятельства присоединения казахов к России, и переселенческая политика, и восстание 1916 года, и голод 1920-х годов. Ситуация осложняется тем, что в современной России отрицают колониальный характер прежней политики Российской империи в Азии. Здесь считают, что она носила цивилизаторский характер. Весьма характерно высказывание одного из местных русских журналистов в Интернете, которое было сделано в контексте последней дискуссии вокруг казахского языка. По его словам, российские войска пошли в XVIII–XIX веках в Азию для того, чтобы избежать появления английских войск у стен Оренбурга.
Детали всех исторических моментов не так важны, как то обстоятельство, что в разворачивающейся на наших глазах дискуссии нет места для компромисса. Оценки диаметрально противоположны друг другу. Мы не можем похвастаться общим урегулированием исторических отношений, как это в целом произошло между Индией и Великобританией. Сейчас там есть место и книгам о подвигах английских солдат в ходе завоевания Индии, и работам об жестоком подавлении ими восстаний местного населения, и об открытии университетов и ограблении колоний. Нам остается только мечтать о таком уровне развития информации. Причем даже не важно, на каком языке это сделано.
У нас же политика становится все гуще насыщенной историей и идеологией. А если бы все происходило в ситуации либерализации, то можно себе представить накал страстей, как в любых выборных кампаниях, так и после них. Поэтому приведенный выше риторический вопрос либерала Дуванова, за кого голосовать тому казахстанцу, который не хочет выбирать между «Нур Отаном» и националистами, можно было бы перефразировать следующим образом: кто был бы представлен в парламенте, если бы у нас была западная демократия? Скорее всего, там были бы националисты с обеих сторон, у них абсолютно прозрачная и простая логика мышления. Поэтому обычным консервативно настроенным гражданам остается только надеяться на сильное государство.
|
|
Тэги:
Оценка: 3.67 (голосов: 3)
|
|
|
Похожие статьи:
|
|
|
Комментарии к статье:
|
|
|
|