eng  rus 
 
Главная Архив О журнале Об авторах Контакты RSS Обратная связь
Тревожное лето 2011
Обычному казахстанскому обывателю этим летом было от чего забеспокоиться. Число тревожных новостей постоянно растет, склонность к радикализму в действиях представителей различных идеологических направлений становится все более заметной. Ему остается только гадать, как будет развиваться ситуация дальше и что будет с его личными перспективами на стабильность
Максим Золотухин
Максим Золотухин
Максим Золотухин
Максим Золотухин
 		Автор: Султан Акимбеков
Локация: Алматы
Номер: №13-14 (50-51) 2011

Действительно, это лето богато на тревожные новости. Это и первая в истории страны масштабная вооруженная вылазка радикальных исламистов в Актюбинской области, и самая длительная по времени и жесткая с обеих сторон по содержанию забастовка в Мангистауской области, и последний трагический инцидент в Жамбылской области. Здесь вообще на ровном месте произошел беспрецедентный случай – местные жители, в том числе бывший работник правоохранительных органов, пытались живьем сжечь приезжего строителя. Слава богу, он остался жив. И хотя у каждого из этих событий есть своя история с собственной внутренней логикой, очевидно, что степень радикализма у нас постепенно начинает зашкаливать.

Все эти события объединяет одно обстоятельство – они испытывают на прочность наше государство, которое еще никогда не сталкивалось с таким числом вызовов одновременно. К этому можно относиться по-разному.

С точки зрения либералов все происходящее явилось следствием неэффективности государственного аппарата, которая, в свою очередь, вызвана отсутствием либеральных реформ. Соответственно, по их мнению, в обществе накопилась некоторая критическая масса, и оно находится на грани взрыва, а рвется, как известно, там, где тонко. Отсюда и все забастовки, и социальные выступления.

Однако можно выдвинуть и другую точку зрения. При всем том, что ситуация в Казахстане далека от идеалов западноевропейской либеральной модели, тем не менее она гораздо либеральнее всех наших соседей. За исключением, быть может, только Киргизии, но большинство казахстанцев согласится, что это не совсем удачный пример. Вследствие относительно либеральной среды в Казахстане активно развивались процессы, которые находились под жестким давлением в соседних странах. В частности, это справедливо в отношении распространения у нас радикальной идеологии.

И дело не только в чеченских, узбекских и уйгурских радикальных элементах, недовольных ситуацией соответственно в России, Узбекистане и Китае, многие из которых стремились обосноваться на территории относительно либерального Казахстана. В частности, до прошлого года многие узбеки, к примеру, получали статус беженца от специального представительства Управления по беженцам ООН в Казахстане. После того, как это право перешло к казахстанской миграционной полиции, это вызвало жесткую критику в адрес государства со стороны международных организаций.

Гораздо более значительное влияние на ситуацию в стране оказало массовое проникновение представителей самых разных религиозных организаций. Они действовали у нас совершенно свободно, могли заниматься прозелитизмом (проповедничеством), основывать местные религиозные общины. И если для русской православной церкви это грозило только потерей части потенциальной паствы, что было неприятно, но достаточно терпимо, в исламской среде возникали неразрешимые противоречия.

Исламский вопрос

Главная проблема заключалась в том, что за годы советской власти мы были оторваны от остального мусульманского мира. Одно дело, что в сформировавшейся преимущественно атеистической среде не осталось соответствующих знаний об исламе и авторитетных духовных лидеров. Соответственно была нарушена преемственность с дореволюционной эпохой.

Другое дело, что в течение XX века в исламе оформились мощные идеологические течения, которые ведут борьбу с государственными режимами практически во всех мусульманских странах. Даже в Саудовской Аравии, где государственной идеологией является ваххабизм, есть свои радикалы – неоваххабиты, или, как их еще называют, «заблудшая секта». В самом общем смысле в своем большинстве они принадлежат к сторонникам возврата к ценностям первоначальной исламской общины, так называемого «чистого ислама». То есть они отрицают все те наслоения, традиции, религиозные тексты, которые образовались в исламской практике со времен пророка Мухаммеда. Хотя в той же Саудовской Аравии учение абд аль-Ваххаба (отсюда его сторонников называют ваххабитами) является официальной идеологией, однако их оппоненты (неоваххабиты) борются с саудовскими властями во имя социальной справедливости и региональных интересов.

В целом движения сторонников «чистого ислама» после краха левых социалистических идей в мусульманском мире вобрали в себя протестную социальную идеологию, выступая против коррупции, за равенство всех мусульман, то есть опять же за возврат к идеальным ценностям первоначальной мусульманской общины. С политической точки зрения среди сторонников «чистого ислама» много тех, кто разделяет концепцию движения «джихадизма» – вооруженной борьбы не столько против «неверных», сколько против государственных органов, которые препятствуют правильному пониманию ислама.

Главное, что мир ислама сегодня переживает серьезные тектонические процессы, которые надо было бы иметь в виду после распада СССР. Но мы не учитывали всех этих тонкостей, вернее, не знали ничего об этом, как, впрочем, и многие из наших соседей – в Узбекистане, России, Таджикистане. Однако все упомянутые страны еще в 1990-х годах столкнулись с проблемой политизации ислама. Причем это стало прямым следствием политической либерализации в СССР конца 1980-х – начала 1990-х годов. В каждой из этих стран была своя история отношений с радикальными исламскими организациями.

В России на Кавказе в 2000-х годах сделали ставку на местные суфийские ордена (тарикаты), главным образом накшбандийя и кадирийя, которые вступили в борьбу со сторонниками «чистого ислама» на уровне каждой деревни, деятельность последних здесь запрещена. Между суфиями и сторонниками «чистого ислама» в принципе непримиримые доктринальные противоречия. В первую очередь в отношении культа святых и тесно с ним связанного поклонения могилам. Это широко распространенная практика в Средней Азии и на Кавказе, но для сторонников «чистого ислама» это очевидная ересь. Кроме того, суфии большое внимание уделяют толкованиям священных текстов, сделанными влиятельными духовными авторитетами. За сотни лет по этому поводу накопилась огромная религиозная литература. Сторонники «чистого ислама» полагаются только на авторитет священных текстов. Помимо этого суфии придерживаются мистической практики, которая выражается в зикре. Для сторонников «чистого ислама» это также ересь, потому что это подразумевает стремление личного познания человеком бога, что для них неприемлемо в принципе.

Хотя суфий суфию рознь. Например, в Узбекистане весьма жестко контролируют всю религиозную деятельность. При этом местное управление мусульман, так же как и в российском Дагестане, находится под влиянием традиционных улемов из суфийских орденов, в основном накшбандийя. Однако Ташкент еще в конце 1990-х годов закрыл в Узбекистане все турецкие школы. Хотя их идеология основана на идеях суфийского ученого авторитета из Турции Фатхуллаха Гюлена. Злые языки утверждают, что через систему образования местных детей турки утверждают собственное влияние в центральноазиатских странах на длительную перспективу.

Казалось бы, в чем разница между суфиями из узбекского духовного управления и близким к ним по идеологии Гюленом. Здесь надо иметь в виду, что среди суфиев также бывает много сторонников своего рода модернизации ислама, отказа от временных напластований, что сближает их со сторонниками «чистого ислама». Например, нынешний премьер-министр Турции Эрдоган и его идейный предшественник на посту лидера турецкой исламской партии Эрбакан также являются приверженцами суфийских тарикатов. Можно вспомнить еще и джадидов, представителей обновленческого движения, широко распространенного в Средней Азии в начале XX века. Тогда они боролись с традиционными улемами из суфийских тарикатов. По своим взглядам джадиды весьма близки нынешней турецкой модели понимания ислама, в то время как среднеазиатские улемы поддерживают типичную для данного региона религиозную традицию.

Насколько нынешняя турецкая модель движения к большей исламизации жизни государства отвечает задачам государственного строительства в нынешней Центральной Азии, находится под большим вопросом. Напротив, для нас всегда ближе была концепция отделения религии от государства, согласно политике Мустафы Кемаля Ататюрка. Однако эта политика сегодня в самой Турции испытывает серьезные сложности. Но по крайней мере очевидно, что одним явлением в нашей жизни мы точно обязаны турецкому влиянию, и особенно турецким школам. Это постоянный рост числа женщин в платках, которые носят их именно по турецкому образцу.

Если узбеки, россияне и таджики столкнулись с радикальным исламом еще в 1990-е годы, то в Казахстане такой проблемы изначально не стояло. Государство было сильным, процессы либерализации не привели к радикализации ситуации, как это было у упомянутых выше стран. Соответственно не было необходимости в излишней жесткости государственного аппарата. Это было нашим несомненным преимуществом, хотя либералы все равно считают, что мы упустили время с либерализацией.

Если бы Казахстан прошел через конфликты начала 1990-х годов и еще тогда столкнулся с политическим исламом в жизни общества, мы, несомненно, были бы лучше готовы в силовом плане, но было бы это хорошо для развития общества – большой вопрос. По крайней мере, именно радикальные исламисты из движения «Адолат» в Намангане, которые оказали давление лично на президента Ислама Каримова в 1990 году, и стали одной из причин того, что Узбекистан свернул все реформы в политике и экономике и построил жесткое полицейское государство.

В начале 1990-х на фоне постсоветской либерализации была достаточно простая альтернатива – либо жесткий конфликт по таджикскому или российскому примеру на Северном Кавказе, либо режим узбекского или туркменского типа. Мы пошли своим путем, и он оказался лучшим выбором, следствием этого и стала более либеральная среда по сравнению со всеми нашими соседями.

В результате относительно либеральная ситуация в Казахстане создала условия для возникновения благоприятной среды, в том числе и для проникновения сюда радикальной идеологии. Кроме того, очевидная слабость казахстанских левых на фоне общего кризиса социалистических идей в мире стала причиной возникновения вакуума в идеологии протестных левых движений. Как и в других исламских странах, идеи борьбы за социальную справедливость во многом перешли к радикальным исламистам. Особенно в среде недавних переселенцев в города, которые особенно остро относились к естественно присутствующему здесь социальному неравенству.

Количество сторонников «чистого ислама» в Казахстане в последнее время очевидно росло. Этому способствовали не только их проповеднические усилия, но и отсутствие реального противодействия со стороны местного духовенства. Проблема была в том, что, в отличие от российского Кавказа и Узбекистана, у нас нет влиятельных местных улемов, связанных ученической практикой и родственными узами с дореволюционной действительностью. Поэтому некая идеологическая путаница среди наших улемов неизбежно присутствует. Среди них есть и суфии, но также много и тех, кто получил образование в мусульманском мире и по своим взглядам близок к широко распространенным там идеям «чистого ислама».

Безусловно, последние события в Актюбинской области опасны тем, что какая-то часть радикальных исламистов, близких по своей идеологии к сторонникам «чистого ислама» посчитала наше государство своим врагом. Очевидно, что государство ожидало чего-то подобного, но оказалось не готовым к жесткости исламистов. Теперь противостояние между государством и радикальными исламистами переходит на новый этап. Некий период относительной расслабленности, несомненно, заканчивается.

С одной стороны, понятно, что теперь государству необходимо будет резко усилить специальные формирования, в том числе и в регионах, чтобы не приходилось перебрасывать их из Алматы. Государство неизбежно станет более жестким, силовые органы получат больше полномочий. Первые шаги уже предприняты, так КУИС (комитет уголовно-исполнительной системы) уже передан из Минюста обратно в МВД.

Данное решение вызвало серьезную критику со стороны правозащитных организаций, которые рассматривают его как отступление от либеральной идеи гражданского контроля. Однако при всем уважении к последней идее очевидно, что в ситуации начала острого конфликта с исламистами, главная проблема для государства – это обеспечение порядка, в том числе и в тюремной системе. Вопрос даже не в периодически происходящих бунтах в казахстанских тюрьмах. Это скорее проблема консолидации правоохранительной системы перед лицом возникших угроз и крайне серьезного противника.

По крайней мере, опыт соседей – России и Узбекистана, а также других мусульманских стран говорит, что радикальные исламисты это вполне реальная проблема.

С другой стороны, государству придется вплотную заняться идеологией вопроса. Характерной особенностью современного Казахстана является наличие большого числа идеологических течений в исламе. Это прямое следствие идеологической неготовности к взаимодействию с исламским миром и в целом наличия у нас относительно либеральной среды. Поэтому у нас есть и радикальные салафиты, так называют сторонников «чистого ислама», и умеренные приверженцы этой же идеи, и те, кто поддерживает самые различные суфийские направления.

Среди последних те, кто близок к бывшему Среднеазиатскому управлению мусульман (САДУМ) и связанным с ним тарикатам, в первую очередь накшбандийя, а также те, кто относится к северокавказским тарикатам, в основном кадирийя. Есть среди них и местные суфии, которые считают, что они ближе к традиции Ходжа Ахмета Яссауи, а следовательно, к тарикату яссауийя. Отдельные суфийские муршиды (духовные наставники) приобрели особую известность в последнее время. Так, как раз сейчас в Казахстане судят выходца из Афганистана Исматуллу и его мюридов (учеников). К суфиям относятся и сторонники Фатхуллаха Гюлена.

Характерно также, что значительное число людей, получивших образование в арабских странах, естественно, разделяют типичное для этих стран понимание ислама. Их объединяет в целом критическое отношение к обычной для Казахстана религиозной практике, которая содержит огромное количество элементов, связанных с местной культурной традицией. Они полагают своей задачей изменить отношение к исламу большей части местного населения, например, отказаться от почитания святых мест и отношения к захоронениям. По своей сути они не радикальны, исходят из лучших побуждений. Однако они вступают в конфликт с огромной накопленной религиозной инерцией казахского общества.

Так что ситуация в области религиозной идеологии очень запутанная и государству придется очень сильно постараться, чтобы разобраться во всех хитросплетениях. Кроме того, нужно понять, насколько популярны в обществе те или иные тенденции.

В любом случае, ничего особенно страшного пока не произошло. Угроза различных видов терроризма может проявиться в самых спокойных странах, о чем говорит недавний печальный опыт Норвегии. Сильное государство должно быть готово к подобным инцидентам, уметь быстро реагировать на угрозу и принимать превентивные меры. Даже если оно оказалось не готово, первый звонок должен произвести необходимое впечатление. А тот факт, что данная волна террористической угрозы накрыла нас сейчас, а не двадцать лет назад, все же можно считать плюсом.

Левый марш

Еще одна проблема для государства, которая остро встала этим летом, – это радикализация левых движений. Мы привыкли к тому, что левые организации у нас весьма слабы, различные коммунистические партии состоят в основном из пенсионеров, ностальгирующих по временам СССР. Поэтому масштабная забастовка, которая проходит сейчас в Мангистауской области, наверняка стала для всех большой неожиданностью. Когда весной была организована новая структура левой ориентации – Социалистическое сопротивление Казахстана, казалось, что она будет еще одной довольно маргинальной организацией. Однако для нее сразу же нашлось применение, когда началась забастовка на «Каражанбасмунайгазе» и «Озенмунайгазе».

Это выглядит как простое совпадение, но в данной забастовке поражает организованность бастующих, а также их склонность к политическим требованиям. Маловероятно, что простые рабочие в своих требованиях сразу стали бы ставить вопрос о национализации нефтедобывающих предприятий в Казахстане. Потому что если считать, что их главной целью было улучшение условий труда и повышение зарплаты, то появление в списке требований политических заявлений автоматически закрывало дорогу к соглашению.

И дело не только в том, что требование национализации означает настоящую революцию, изменения всех правил игры и подписанных договоров, в том числе международных. Просто государство никак не могло пойти на уступки, это означало бы продемонстрировать свою слабость. Значит, тот, кто составлял документ с требованиями бастующих, заведомо осознавал нереальность их выполнения. Целью было спровоцировать государство на жесткие меры и создать ему негативный имидж, в том числе и на Западе.

Известно, что в современном мире те события имеют эффект, которые показывают по телевидению, желательно по CNN. Можно вспомнить, что подавление саудовскими войсками бунтующих шиитов в Бахрейне весной этого года по западному телевидению не показывали, а репрессии войск Каддафи против жителей Бенгази в это же самое время демонстрировали по всем каналам.

Очевидно, что забастовки трудовых коллективов в несколько тысяч человек с требованием повышения зарплаты – довольно типичное явление для капиталистической экономики, как в развитой, так и в развивающейся ее части. Но забастовка в Мангистау получила неожиданно широкий резонанс на Западе, даже певец Стинг в связи с этим отказался ехать в Астану.

Организаторы забастовки также делали ставку на широкое международное освещение данного конфликта, они приглашали западных представителей. Один из них, депутат Европарламента – весьма колоритный ирландский левый радикал Мерфи в июле также сделал акцент на политических требованиях бастующих о национализации и призвал к либеральным реформам.

Так, совершенно неожиданно леворадикальное движение в Казахстане получило, с одной стороны, довольно значительную поддержку рабочих из Мангистау, с другой – внушительный внешний пиар. В этой истории есть как объективные так и субъективные факторы.

С одной стороны, несомненно, что глубинные причины забастовки связаны с недовольством части населения западных областей Казахстана системой распределения нефтяных доходов страны. Хотя уровень доходов на нефтяном Западе Казахстана выше, чем в остальных районах, это не меняет положения дел и доминирующих стереотипов.

С другой стороны, ситуация усугубляется тем, что в нефтедобывающих районах Казахстана, особенно в Мангистау и Атырау, по природным причинам практически нет сельскохозяйственной округи. Соответственно все приходится привозить извне региона, что влияет на уровень цен. Жизнь здесь дороже. Кроме того, например, в отличие от юга Казахстана, повышается зависимость населения от одного источника доходов. Южные семьи могут иметь иногда довольно крупные подсобные хозяйства, которые делают не столь критичным невысокий уровень зарплат.

Соответственно рост инфляции в связи с началом работы Таможенного союза гораздо болезненнее для жителей западных регионов, чем для остальных районов Казахстана.

Еще одно обстоятельство связано с тем, что отмечался значительный прирост населения того же Озена за счет миграции из Туркменистана. Туркменские казахи хорошо организованы, они выходцы из региона с сильными общинными традициями – от узбекской махалли до туркменских племен. Естественно, им сложно потеснить местных жителей с лучших мест в государственном аппарате и в нефтяном бизнесе. Однако их сплоченность рано или поздно могла быть использована для давления на государство ради тех или иных преференций. В связи с этим было бы очень интересно узнать происхождение наиболее упорных участников забастовки в Мангистау.

Так что обстановка была вполне подходящая для социальных протестов. Но то, что они выльются в политические требования, вряд ли кто мог себе представить. Но организация бастующих весьма впечатляющая, как и их денежные возможности. Все-таки такая длительная забастовка с таким пиаром без финансирования маловероятна. Злые языки говорят, что не обошлось без поддержки опального олигарха Аблязова. Насколько это справедливо, трудно сказать, но очевидно то, что лояльные ему СМИ активно поддерживают бастующих.

То же самое можно сказать про Народный фронт, в который вошли коммунистическая партия Серикболсына Абдильдина и Газиза Алдамжарова и близкая к Аблязову незарегистрированная партия «Алга». Леворадикальная риторика, которую используют бастующие, явно призвана использовать социальный протестный потенциал в стране и попытаться реанимировать коммунистический электорат. Это, естественно, отвечает интересам Народного фронта, который готовится к парламентским выборам под флагом компартии, которые еще не назначены, но теоретически могут пройти и в этом году.

Также очевидно, что, условно говоря, правая оппозиция в лице партии ОСДП «Азат» занимает более сдержанную позицию. Чего не скажешь о националистах, наиболее активные из которых пытаются играть заметную роль в событиях, делая чрезвычайно радикальные заявления.

Государство в итоге оказалось в сложном положении. Понятно, что оно не может продемонстрировать слабость, поэтому забастовка не имеет перспектив. Но и излишняя жесткость также способна ухудшить имидж страны на Западе, особенно в преддверии выборов в мажилис, что также не отвечает нашим интересам.

Очевидно, что подобные попытки проверить государство на прочность будут предприниматься периодически. Почва для этого в стране есть, а организующее начало при желании найдется. Даже ужасное событие в Жамбылской области также может быть расценено как попытка проверить ситуацию на прочность. Это до боли напоминает события в алматинском микрорайоне «Шанырак», где также демонстративно сожгли полицейского. Без жесткости правоохранительных органов и общественного осуждения в таких случаях нельзя, иначе можно запустить болезнь со всеми негативными последствиями для стабильности государства и общества.

Тэги: религия, национализм, экстремизм, терроризм, суфизм, идеология, забастовка, оппозиция


Оценка: 5.00 (голосов: 3)



Похожие статьи:
21.09.2010   Девятый вал


Комментарии к статье:


Имя:
E-Mail:
Комментарий:   

Регистрационное свидетельство №10218-Ж
выдано 19 июня 2009 г. Министерством культуры
и информации Республики Казахстан

 Республика Казахстан
г. Алматы, 050010
Главпочтампт, а/я 271		 тел./факс: +7 (727) 272-01-27
272-01-44
261-11-55
 Перепечатка материалов, опубликованных в журнале
"Центр Азии", и использование их в любой форме, в том числе
в электронных СМИ, допускается только с согласия редакции.
Copyright © 2009-2011, "Центр Азии", All rights reserved Designed and developed by "Neat Web Solution"