Очевидно, что самостоятельно Пакистан не долго сможет продержаться на плаву. Но и финансовая поддержка от иностранных доноров и МВФ напоминает не спасательный круг, а скорее тонкую соломинку. Комментируя информацию о том, что отдельные страны и международные организации предоставили Исламабаду 800 млн. долл., генсек ООН Пан Ги Мун, побывавший в стране и увидевший масштабы стихии своими глазами, предупредил о необходимости долгосрочных международных программ помощи.

Пан Ги Мун знает, о чем говорит. Пакистану действительно нужно очень много денег на решение всего комплекса проблем. Дело в том, что наводнение сильно ударило по репутации гражданской администрации во главе с президентом Али Асефом Зардари. Бурные потоки не только смыли селения, мосты, дороги и поля, но и оказали свое разрушительное воздействие на основы государственной системы и ее структур. В стране говорят о «полном коллапсе демократически избранных властей, причем как на уровне центрального правительства, так и на местах». А всеобъемлющий системный кризис в ядерном многонаселенном государстве, которое к тому же находится в одном из самых взрывоопасных регионов планеты, игнорировать нельзя ни в коем случае. Тем более что существует реальная опасность ухудшения обстановки в Пакистане. Протестные настроения там ширятся и охватывают все новые круги общества. И в подобной ситуации вновь подняли голову экстремистские группировки. Несмотря на священный для всех мусульман месяц Рамадан, страну накрыла настоящая волна насилия. Так, в крупных городах страны Лахоре и Кветте 1 и 3 сентября взрывы террористов-смертников унесли жизни около ста человек.

Пакистанские власти уверяют, что поскольку в Лахоре и Кветте теракты были направлены против мусульман-шиитов, то они могут быть связаны с суннитско-шиитским противостоянием в стране. Напомним, за последнее десятилетие в результате межрелигиозных столкновений в Пакистане погибли более 4 тысяч человек. В том же Лахоре в июле этого года у одной из мечетей подорвали себя два смертника. Тогда погибли 43 человека. А чуть раньше, в мае, вооруженные боевики захватили мечеть и убили более 80 человек.

Между тем жертвами боевиков становятся не только пакистанские шииты. Одновременно со взрывами в Кветте и Лахоре произошли нападения на полицейских в северо-западной части страны в городах Мардан, Пешавар и Лаки-Марват. Официальный Исламабад полагает, что и здесь теракты могли быть организованы радикальными суннитскими группировками, выступающими за превращение Пакистана в «чисто суннитское государство». Члены таких организаций, самой известной из которых является «Лашкар-е Джангви», давно уже объявили шиитов немусульманами и постоянно организуют теракты против них. Следует отметить, что в свое время боевики «Лашкар-е Джангви», как и члены экстремистской «Сипахи-е Сахаба», помогали афганским талибам сражаться против шиитов-хазарейцев в Афганистане.

Подобная трактовка событий отчасти помогает пакистанскому руководству сохранить лицо при очень плохой игре. Дескать, межрелигиозное противостояние в стране время от времени обостряется, но затем само собой утихает. Однако в таком случае Исламабад явно не желает признавать того факта, что своими действиями против шиитов и органов правопорядка экстремисты, кого бы они ни представляли, по сути пытаются подорвать основы государства, продемонстрировать, что его институты не справляются со своими обязанностями. Прежде всего с обеспечением порядка и сохранением социально-политической стабильности. Отсюда неудивительно, например, что полицейские Лахора обвинили в трагедии 1 сентября самих шиитов, которые, мол, вышли за рамки оцепления, что и спровоцировало нападение на них со стороны суннитских радикалов.

Неуклюжая попытка объяснить свое неумение или нежелание держать улицу под контролем весьма показательна. Понятно, что обычно рвется там, где тонко, где страсти сильно накалены. Это касается и давних суннитско-шиитских разногласий, и борьбы с терроризмом в северо-западных регионах страны, которая, возможно, и вызвала недавние нападения на полицейские участки в Пешаваре, Мардане и Лаки-Марвате. Хуже всего в этой истории то, что при возникновении чрезвычайной ситуации в Пакистане наглядно проступили все минусы и ошибки системы управления. При этом особенно настораживает другое. Руководство государства с традиционной восточной организацией общества оказалось неготово решать масштабные общегосударственные проблемы и задачи, предпочтя сконцентрироваться на личных интересах и потребностях.

Поэтому совсем неудивительно, что именно на начало сентября пришлись суннитско-шиитские столкновения. Возможно, все дело не столько в шиитах страны, сколько в человеке, который их олицетворяет. Напомним, президент Али Асеф Зардари является представителем одного из богатых шиитских семейств пакистанской провинции Синд. Шиитами были его тесть Зульфикар Али Бхутто и жена Беназир Бхутто. Таким образом, вольно или невольно Зардари рассматривается как защитник интересов примерно 15 проц. населения страны – пакистанских шиитов. Но, что самое важное, президент страны является представителем элиты Синда, крупных наследственных землевладельцев и бизнесменов, которые и составляют костяк правящей Пакистанской народной партии. Ее Зардари возглавил после гибели Беназир Бхутто.

Вот здесь и начинается самое интересное. Так получилось, что в конце августа – начале сентября эпицентр наводнений переместился с северо-запада Пакистана на юг страны, преимущественно в сельскохозяйственную провинцию Синд. И если поначалу власти страны не торопились привлекать армию для борьбы с последствиями природной стихии, то когда речь зашла об угрозе для провинции Синд, военные были брошены на помощь пострадавшим незамедлительно. Такая позиция, естественно, не у всех нашла понимание. 100 тысяч жителей города Шахдадкота, которых из зоны затопления вывозили армейские вертолеты и катера, конечно же благодарили Зардари, а вот лидер движения «Муттахида Кауми» Алтаф Хуссейн, живущий в изгнании в Великобритании, потребовал возбудить уголовные дела против тех, кто за государственный счет «спасает свои дома и урожай». Особое возмущение у Хуссейна вызвало то, что некоторые «федеральные политики отводят воду из своих имений в населенные пункты и деревни бедных людей». В конечном итоге, он призвал «генералов-патриотов сменить коррумпированных политиков».

Возможно, жесткие заявления одного из пакистанских диссидентов так и потонули бы в общем потоке возмущения политикой Исламабада. Однако речь идет о лидере движения «Муттахида Кауми», 25 членов которого являются депутатами парламента страны и при необходимости могут заметно осложнить жизнь ПНП в Национальном собрании.

Кроме того, в унисон с Хуссейном выступил Надим Ахмад, координирующий усилия по борьбе с наводнениями. Он, в частности, остался очень недоволен вмешательством со стороны видных деятелей ПНП, которые стараются обеспечить гуманитарной помощью в первую очередь своих сторонников. По словам его подчиненных, «высокопоставленные чиновники из ПНП нередко изменяют маршруты спасательных вертолетов и требуют еду или лекарства для своих избирательных округов в ущерб другим». Поскольку Надим Ахмад – бывший генерал, его заявление, надо полагать, появилось не просто так. В Пакистане, как известно, вышедшие в отставку офицеры сохраняют довольно тесные связи с армией. Таким образом, не исключено, что нелицеприятное высказывание Ахмада в адрес ПНП стало своего рода ответом генералитета на прямой призыв лидера «Муттахида Кауми» к военным.

Слухи об обострении отношений между армией и правящей партией некоторая часть пакистанского общества встретила с воодушевлением. В отличие от президента Зардари и его соратника премьер-министра Реза Юсуфа Гилани, пакистанских военных хвалят за решительные и быстрые действия по оказанию помощи пострадавшим от наводнения и полностью их поддерживают.

Пока непонятно, готова ли пакистанская армия вновь взять власть в свои руки, но очевидно, что ее роль во внутренней политике страны усиливается. Сторонников «вывода армии из казарм» конечно же понять можно. Вооруженные силы Пакистана всегда отличались своей незапятнанной репутацией и непричастностью к политическим скандалам. Именно военные считаются символом единства страны с ее столь разнородным обществом, и объективным арбитром происходящих в ней политических событий. По большому счету, пакистанские военные всегда держали руку на пульсе жизни государства, и по мере ослабления гражданской власти их роль возрастала.

Возможности по консолидации общества и решению социально-политических и экономических проблем армия Пакистана продемонстрировала уже при первом своем приходе во власть. В 1960-е годы военный правитель Мохаммед Айюб-хан сурово подавил оппозицию, арестовал влиятельных лидеров демократических партий, запретил демонстрации и забастовки. Вместе с тем он провел необходимые экономические преобразования, в результате чего ускорилось развитие страны. Высокими темпами развивалась не только ведущая отрасль экономики – сельское хозяйство, но и промышленность. Благодаря этому с 1960 по 1968 годы ВВП Пакистана ежегодно возрастал на 5,7 проц., а доходы на душу населения в год росли почти на три процента.

Впоследствии именно военные правители проводили все наиболее важные экономические и социальные реформы в Пакистане, а сама армия неоднократно удерживала страну на краю пропасти. Подтверждает данный тезис и правление последнего генерала-президента Первеза Мушаррафа, ушедшего в отставку в августе 2008 года. К моменту военного переворота в октябре 1999 года пакистанская экономика переживала серьезный кризис. Внешний долг страны составлял половину валового продукта, золотовалютные ресурсы находились на беспрецедентно низком уровне. Столь плачевное положение Пакистана было результатом не только плохого гражданского руководства, но и следствием того, что страна после испытания ядерного оружия оказалась в международной изоляции. Однако после того как Мушарраф присоединился к антитеррористической кампании США в Афганистане, порвав отношения с афганским движением «Талибан», Исламабад начал получать финансово-экономическую помощь Запада и Японии. Во многом зарубежные инвестиции, оживившие экономику и стимулировавшие ее рост, примирили общественность с неоднозначной внутренней и внешней политикой Мушаррафа, особенно на афганском направлении. Тогда многие считали его предателем, который бросил на произвол судьбы родственных афганских пуштунов. Сегодня те же люди называют его эффективным кризис-менеджером и правителем, который отстаивал прежде всего государственные интересы.

Судя по всему, в нынешних непростых условиях пакистанское общество как никогда нуждается в лидере, который мог бы учитывать интересы и потребности всех слоев населения, вне зависимости от этнической или религиозной принадлежности. Но, как показывает опыт Пакистана, как, впрочем, и любого другого традиционного восточного государства, редко кому удается успешно играть роль общенационального лидера. На фоне раскола пакистанских политических партий только армия выделяется своей монолитностью, строгой дисциплиной и отсутствием этнических или регионально-клановых противоречий. Именно поэтому она играет роль стержня, вокруг которого консолидируется пакистанское общество.

Таким образом, пакистанцы сегодня фактически оказались перед сложной дилеммой – либо приветствовать приход военных к власти, как тот же Алтаф Хуссейн, и рассчитывать на стабилизацию положения в стране, либо продолжать играть в демократию, но при этом быть готовыми к самым непредсказуемым последствиям.