Осторожный оптимизм

В оппозиционной прессе и на некоторых сайтах часто встречается мнение, что экономический кризис в Казахстане якобы не только не окончен – он усиливается, чем сейчас и обусловлено государственное давление на бизнес, особенно в «нефтянке». Впрочем, экономические события марта как-то не соотносятся с такими оценками, здесь явно больше позитива. В экономике видны признаки постепенного восстановления. Одним из них можно считать рост объемов внутреннего грузооборота в январе-феврале на 2,5 проц. Растут котировки на основные экспортные товары. Цены на нефть достигли планки 80 долл. за баррель, при этом ее добыча быстро растет: в феврале Казахстан увеличил валовую добычу нефти на 9,5 проц. В течение двух последних месяцев стабильно дорожала и медь, поднявшись к середине марта до уровня порядка 7,7 тыс. долл. за тонну. Все это обнадеживает, как и рост цен на нефть, и последний прогноз Минфина о росте таможенных поступлений. Однако в начале марта был понижен ряд макроэкономических прогнозов, заложенных в базовом сценарии на этот год. В частности, реальный рост ВВП ожидается в пределах 1,5–2 проц. вместо 2,4, оговоренных ранее. В скорректированном бюджете, сверстанном исходя из прогноза среднегодовой цены на нефть в 50 долл. за баррель, был увеличен дефицит. То есть прогнозы Астаны остаются сдержанными, хотя в соседней России, к примеру, на фоне восстановления экономики и роста цен на нефть уже всерьез говорят о возможном росте своей экономики на 4–6 проц. в 2010 году.

В Казахстане аналитики не столь оптимистичны, полагая, что естественных предпосылок для быстрого роста не так много. Нет сомнений по социальным программам, таким как, например, «Дорожная карта», или по инфраструктурным проектам, или выплате пенсий, зарплат бюджетникам: деньги на это у правительства есть. К тому же цены на нефть и металлы пока значительно выше прогнозного коридора. Основная проблема в другом: если до кризиса общий экономический рост, деловая активность и занятость в экономике поддерживались за счет множества частных источников, то теперь государственные инвестиции и кредиты малому бизнесу остаются едва ли не основным фактором формирования внутреннего спроса в несырьевых секторах. И как долго продлится такая ситуация, сказать сложно. В правительстве полагают, что восстановление спроса будет идти медленно, поэтому стабильность на рынке труда может быть обеспечена в основном за счет госкредитов, мероприятий «Дорожной карты» и инвестпроектов в рамках «Карты индустриализации» Казахстана. Понятно, что на это государству нужны ресурсы.

Денежное предложение в экономике пока существенно меньше, чем было до кризиса. Центральной проблемой экономической стратегии Астаны остается поиск ресурсов для госинвестиций – инфраструктурных, технологических, на поддержку МСБ. В марте было несколько сигналов, подтверждающих этот вывод. Скажем, в начале месяца правительство дало понять, что в 2010 году оно «распечатает» активы пенсионных фондов для реализации широкого спектра инфраструктурных проектов. Создается механизм привлечения средств НПФ под государственную гарантию и с субсидируемой государством ставкой.

15 марта руководство Минфина также сообщило, что уже в этом году Астана проведет крупное суверенное заимствование на рынке исламского капитала. Как отметил министр финансов РК Болат Жамишев, наиболее подходящей сферой для такого финансирования будет строительство автодорог, нужно лишь «создать правовую базу, которая позволила бы государству проводить эмиссию заемных инструментов исламского банкинга». Любопытно, что пока на исламский финансовый рынок госучреждения не выходили – они не могли быть участниками сделки исламского займа. Но в Казахстане намерены создать прецедент. Предложение министерства состоит в том, чтобы дать госучреждениям РК право выпуска ценных бумаг для привлечения исламских займов. Еще один сигнал о том, что государство активно привлекает деньги извне, пришел 16 марта из Фонда прямых инвестиций KGF. Открытый в Казахстане всего полгода назад, фонд уже в ближайшие недели начнет финансировать проекты в несырьевых отраслях экономики. К сфере интересов инвестора относится широкий спектр отраслей, где есть бизнесы с годовой выручкой от 5 до 100 млн. долл. Соинвесторами фонда являются Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) и «дочка» ФНБ «Самрук-Казына» KGF Kazyna Capital Management. Фактически KGF становится каналом прямого вложения денег европейского фининститута в частные казахстанские проекты. Стоит отметить, что это едва ли не первый после кризиса факт возобновления доступа частного бизнеса Казахстана к ресурсам западного капитала.

В целом заметно, что стремление властей Казахстана привлечь больше ресурсов для инвестиционных задач стало одним из основных внутриэкономических трендов марта. Показателен недавний призыв президента к акимам регионов последовать его примеру и активнее контактировать с инвесторами, стимулируя их вкладывать в экономику страны. Впрочем, государство сегодня стремится не только занимать деньги, но и радикально повысить извлечение налоговых выплат с компаний-экспортеров, причем диалог с последними строится жестко. Таким образом, вопрос о поиске государством дополнительных инвестиционных ресурсов переходит в политическую плоскость. А это уже очень серьезно, ведь разговор идет о пересмотре базовых контрактов.

«Нефтянка»: закручивание гаек

В марте продолжились практические шаги Астаны к ужесточению правил игры в сырьевом секторе. Кроме официального рассмотрения вопроса отмены льготных налоговых режимов, действующих с 1990-х годов в рамках ряда СРП, есть и другие нервирующие иностранцев новости. В частности, созданное в середине месяца новое Министерство нефти и газа заявило, что будут обсуждаться доли участия Казахстана в некоторых крупнейших проектах. 12 марта на совещании по индустриально-инновационному развитию президент Назарбаев вторично заявил о необходимости скорейшего введения госсобственности на попутный газ (впервые речь об этом шла в январе).

В целом заметно, что в Казахстане накопилось много претензий к иностранным сырьевым компаниям, что не может не волновать последних. Согласно последним данным Минэнерго, инвестиции в проекты недропользования с 1996 года превысили 131 млрд. долл. Причем львиную долю здесь составляют зарубежные вложения: как отметил ответственный секретарь Министерства энергетики и минеральных ресурсов Канатбек Сафинов, соотношение иностранных и отечественных инвестиций в проекты недропользования составляет 70 процентов к 30.

В нынешней ситуации беспокойство крупного бизнеса и соответствующий информационный фон объяснимы. Западные инвесторы находятся в сложном положении: если государство имеет к ним ряд обоснованных претензий, то оно, соответственно, получает моральное право на пересмотр условий контрактов. В правительстве так и ставят вопрос, подчеркивая, что партнеры не выполняют своих обязательств. 10 марта тот же г-н Сафинов, например, сообщил сенаторам, что норму по казахстанскому содержанию сырьевики выполняют фиктивно. «Во многих контрактах, когда мы начали изучать, фактически было записано, что казахстанским товаром является любой товар, который куплен совместным предприятием. Многие иностранные компании создали совместные предприятия и успешно закупали зарубежные товары, работы и услуги. А когда отчитывались нам в министерство, показывали, что у них на 50–60 проц. казахстанского содержания», – сказал ответсекретарь Министерства энергетики. По его словам, «на деле в Казахстане недропользователи практически ничего не покупали, кроме услуг железной дороги, воды, электричества. Многие крупные компании не создали в Казахстане никаких производств».

Напомним: 10 марта Минэнерго представляло в парламенте законопроект «О недрах и недропользовании», который серьезно ужесточит регламенты в отрасли. В нем значительно расширены контрольные функции госорганов. А уже 17 марта мажилис одобрил законопроект «О внесении изменений и дополнений в Закон РК «О трансфертном ценообразовании». Новые нормы в отношении трансфертных цен резко сузят «поле маневра» компаний-инвесторов в их коммерческих отношениях со своими партнерами за рубежом. В частности, сокращен допустимый срок периода котировки по долгосрочным сделкам. Именно эта норма часто использовалась экспортерами в рамках отчетности по трансфертному ценообразованию.

Нет стабильности?

Итак, стабильность и управляемость экономической ситуации – сегодня основной вопрос. Можно ли в Казахстане рассчитывать на сохранение макроэкономической стабильности, на твердый курс национальной валюты, на поддержку занятости и спроса на фоне достаточно зыбкой посткризисной обстановки? Ответ на этот вопрос зависит от государства во многом, но не во всем. Отсюда, видимо, и сдержанность в макропрогнозах, и стремление Астаны сформировать финансовую «подушку безопасности» для поддержания деловой активности и защиты внутреннего рынка.

2010 год начался с непростых событий внешнего плана, способных прямо влиять на внутренние рынки. Это, в частности, ввод Таможенного союза, который снимает экономические границы с северными соседями и, соответственно, несет Казахстану импорт российской инфляции. Конечно, плюсов союз должен принести все же больше, чем минусов: в Минфине, например, ждут роста поступлений ввозных пошлин. Но и к вызовам, которые несет это объединение, надо готовиться. Не работают в пользу стабильности и сохраняющиеся проблемы банков с нераспроданной залоговой недвижимостью, и огромные объемы накопленных в период кризиса внутренних долгов, с чем тесно связаны проблемы бизнеса. В Казахстане обширная прослойка малого бизнеса, от которой зависит занятость и экономическая активность широких масс населения, особенно в регионах. Поддержка бизнеса со стороны государства – это важно, другой вопрос – насколько она эффективна.

Недавно у критиков появился очередной повод усомниться, «туда ли» идут целевые кредиты для бизнеса. 11 марта такой вопрос поставили в парламентской комиссии по контролю за использованием государственных средств. Было проанализировано движение госкредитов в рамках программ по поддержке малого и среднего бизнеса. Специалисты, как сообщила председатель комиссии Гульжана Карагусова, пришли к парадоксальному выводу: антикризисные средства, выделенные из бюджета страны на кредитование предприятий МСБ, ушли из экономики. «70 процентов выделенных кредитов ушло в торгово-закупочные операции. То есть надо сказать честно: деньгами налогоплательщиков мы в большей степени поддержали экономики других стран, откуда мы завозили все в нашу торговую сеть. И это сейчас недопустимо», – заявила г-жа Карагусова. То есть вместо поддержки внутреннего спроса и деловой активности основная часть кредитов для МСБ ушла в экономики стран – торговых партнеров Казахстана.

Развивая эту тему в СМИ и Интернете, некоторые критики явно чересчур сгустили краски. Конечно, ошибочно мнение, что целевые госкредиты «подарены» зарубежным контрагентам отечественных торговых фирм: ведь последние благодаря финансовой поддержке государства смогли работать, зарабатывать деньги, платить зарплату своим сотрудникам. Другое дело, что выявленная ситуация наглядно характеризует структуру и уровень казахстанского малого бизнеса, который получает государственную поддержку. Выходит, что в основном это не производственный или технологический бизнес, а банальные торгово-посреднические фирмы. Возникает вопрос, зачем вообще их финансировать. Существует неофициальное мнение, что в данном случае имеет место лобби ряда компаний, относящихся главным образом к среднему сегменту МСБ, которым в итоге выгоднее оставаться таковыми (средними) и получать государственное финансирование. Гульжана Карагусова, комментируя ситуацию, заняла предельно жесткую позицию по отношению к бизнесу. Она считает, что недопустимо финансировать спекулятивные операции, пусть даже малого бизнеса, за счет бюджетных средств. «Если мы сейчас не изменим структуру экономики, то называться развитой экономикой просто не сможем», – подчеркнула она в своем выступлении. Вопрос лишь в том, как этого добиться. Последние нововведения в законодательстве отсекли торгово-закупочные операции от субсидирования МСБ, но остается еще сфера услуг, где торговое финансирование применяется не менее активно, говорит г-жа Карагусова. Если и ее «убрать», оставив доступ к госкредиту только фирмам-переработчикам и технологическим компаниям, то это вызовет возмущение в предпринимательской среде. Тем более что большинство компаний перерабатывающего сектора также активно используют экспортно-импортные операции. В общем, решая, кого в МСБ нужно поддерживать, а кого нет, государство волей-неволей стимулирует дополнительную напряженность в бизнесе, к тому же здесь неизбежен и лоббизм, и коррупционные факторы (скажем, торговые компании могут регистрироваться как переработчики и т. п.).

В общем, с финансированием МСБ явно предстоит разбираться глубже. Очевидно, что малый бизнес в целом сегодня уже не в том положении, какое было на пике кризиса, и поддерживать его надо избирательно. Несколько успокаивает здесь и то, что в марте наметились признаки снижения напряженности в бизнес-среде. Стали приходить позитивные новости, связанные с внутренней макроэкономической ситуацией. В частности, это сообщения о переговорах банка «ТуранАлем» с комитетом кредиторов, подтвердившие, что соглашения по реструктуризации долга скоро будут заключены, причем на комфортных для БТА условиях. Соответственно, прекратились слухи о возможном банкротстве одного из крупнейших банков, что отразилось на общем доверии к банковскому сектору, сократило возможности для валютных спекуляций. Также налицо постепенное снижение напряженности на долговом рынке. Правда, не из-за того, что долги отдают, а скорее наоборот: население «расслабилось» в свете готовности банкиров к реструктуризации долгов частных лиц. Сообщение, что «Казахстанская ипотечная компания» (КИК) с 16 марта реструктурирует просроченные ипотечные кредиты и спишет пени (речь идет о порядка 24 тыс. займов), позволило аналитикам предположить, что финансисты договорились, а значит, аналогичные решения скоро начнут принимать частные банки.

Но радоваться рано. Прецедент, о котором идет речь, одинаково может сработать финансовой системе как в плюс, так и в минус: учитывая финансовую культуру заемщиков, многие из них могут расценить это как сигнал, что долги, возможно, им вообще «простят». Тем более что среди законодателей периодически возникает дискуссия о вводе понятия банкротства физических лиц, и это особенно «греет душу» тем, кто решил не возвращать долги. Остается подождать, возникнет ли в системе «эффект домино» невозвратов, как предполагают скептики, или же это повысит возвратность просроченных займов, как полагают оптимисты из среды банкиров.

В целом сдержанный прагматизм правительства в оценках роста экономики, его решительность в вопросах привлечения займов и повышения собираемости налогов, а также общая линия на сохранение мощного государственного присутствия в экономике свидетельствуют, что с приоритетами в Астане определились. Другой вопрос, насколько крупный бизнес готов к таким переменам, и готовы ли стороны договариваться. Во всяком случае, линия государства сильно раздражает тех, кто ждал посткризисной либерализации правил игры и постепенного возврата к обстановке 2007 года. Это хорошо заметно, если почитать некоторые блоги в Интернете и комментарии в прессе представителей крупного бизнеса. Последние явно пытаются договориться. Их тревожит вмешательство надзорных органов в вопросы, традиционно считавшиеся закрытыми. Отсюда понятна и активизация оппозиционных СМИ, и подчеркнутое молчание иностранных компаний, работающих в сырьевом секторе. Ситуация по-своему специфичная, но и момент непростой. Поэтому не стоит удивляться неожиданностям: кто-то может добиваться своих целей забастовками, кто-то – жесткими заявлениями в прессе. На карту поставлены большие ресурсы и серьезные интересы.