eng  rus 
 
Главная Архив О журнале Об авторах Контакты RSS Обратная связь
«Бесславные ублюдки»: кинографомания
С годами Квентину Тарантино все труднее скрывать свою страсть к кино. Именно так. Потому что совершенно непредосудительная на первый и поверхностный взгляд страсть эта скорее подлежит психологическому истолкованию, нежели эстетическому.
Автор: Андрей Хуснутдинов
Локация: Алматы
Номер: №5 (5) 2009

У графомана тоже страсть к сочинительству, к написанию и тиражированию смыслов, влечение его почти всегда осложняется фетишизмом, то есть обожествлением материальных средств и плодов писательства, но ведь никому не приходит в голову интерпретировать данную психопатологию как нечто возвышенное – служение музам, идеям и проч. Скорее всего, многие из признанных литераторов тоже испытывали и испытывают удовольствие от процесса письма (как говаривал один маньяк-потрошитель: «Что плохого в том, что человеку нравится его работа?»), и все же писательство для них, в отличие от завзятых графоманов, есть скорее средство трансляции, чем цель, или, прибегая к грубой аналогии – телепередатчик, а не ящик с подключенной системой караоке. В акте творчества всегда присутствует нечто об-сессионное, навязчивое, требующее так или иначе реализовать себя, и если профессионал способен конвертировать эту сырую энергию в художественную, универсальную ценность, то творческая обсессия графомана, как правило, остается совсем или почти необработанной и представляет ценность лишь для него самого. Словом, получается, что пресловутая свобода творчества не так уж и свободна, коли творец реализует не то, что волен выбирать по своему разумению, а то, что выбирает его. Это что-то, выбирающее за творца, может называться по-разному – главная тема, метасюжет, идефикс, – и в немалой степени профессиональная задача автора состоит в том, чтобы использовать сей взрывной потенциал для создания эстетического, то есть открытого не ему одному, продукта, и не сделаться, подобно графоману, «театром одного актера» – единственным потребителем и заложником своей одержимости. До настоящего времени Квентин Тарантино худо-бедно справлялся с этой задачей. Его излюбленный метасюжет, который уже породил целую волну подражаний – разрешение говорильни кровищей на стенах, – работал на ура по одной простой причине: режиссер не позволял своим навязчивым образам «вести» себя; наоборот, он обрабатывал их в угоду общей структуре повествования (будь то успешное во всех смыслах «Криминальное чтиво» или затянутые, скучные «Убить Билла» с «Доказательством смерти»), выстраивал таким образом, что хотя они и воцарялись в «эксклюзивных» местах действия, в развязках, но находились при том на своих местах, не были довлеющи. По-видимому, столь гармоничное, «мирное» сосуществование непреходящих авторских фетишей в рамках конкретного сюжета объясняется тем, что до «Бесславных ублюдков» Квентин Тарантино никогда не забирался на территорию чужого, не американского, культурного мифа. Все его герои, даже такие взятые с потолка, как кунфуист Билл и каскадер Майк, были живые и, если угодно, узнаваемые типчики – миф работал на них, они работали на миф. Однако проблема в том, что тема Второй мировой войны воспринята американским (да и любым другим) масскультом с большими пробелами. Вернее, даже наполовину. Все, что касается фашизма и образов фашистов, более-менее усвоено: человек в эсэсовской форме есть частное проявление абсолютного зла, которое может быть манифестировано как в максимально широком культурном диапазоне, от трагедии до клоунады, так и с максимальной амплитудой оценочных характеристик. Иначе обстоит дело с жертвами фашизма, в особенности с евреями. Художественное высказывание, при весьма широком жанровом разнообразии, здесь практически полностью исчерпывается комплиментарной подачей – жертва холокоста, безотносительно к ее личным качествам, может принадлежать только к числу положительных персонажей. Квентин Тарантино, с его этическим релятивизмом (осуществляемым по принципу: «Плохой, хороший – не важно, важно – у кого ружье»), в этом смысле, как видно, шел на идеологический прорыв. Евреи в «Бесславных ублюдках» не просто лишены статуса жертв, но заявлены в образе палачей. Тут было бы вольготно говорить о том, что речь не о Второй мировой войне, не о фашистах и даже не об инверсии холокоста, а о кино, если бы соответствующая культурная традиция могла обеспечить минимально достаточные тылы мифу «Евреи – палачи Третьего рейха». Но таковой традиции на горизонте не наблюдается, а Квентин Тарантино, пускай и сам себе режиссер, все же больше мастер по обработке стереотипов, нежели изобретатель идеологического пороха. Время покажет, послужит ли его лента о предании огню старого целлулоида основанием новой традиции и нового мифа, но пока что культурной революции не получилось. Поболтали, постреляли, пустили под занавес красного петуха в кинотеатр с Гитлером, да все как-то вразлад, впустую, без огонька. Не выгорело даже толком подвести историю под любимый метасюжет. А вот это, как говаривал один штандартенфюрер, провал.

Тэги: кино, Квентин Тарантино, рецензия


Оценка: 0.00 (голосов: 0)



Похожие статьи:


Комментарии к статье:


Имя:
E-Mail:
Комментарий:   

Регистрационное свидетельство №10218-Ж
выдано 19 июня 2009 г. Министерством культуры
и информации Республики Казахстан

 Республика Казахстан
г. Алматы, 050010
Главпочтампт, а/я 271		 тел./факс: +7 (727) 272-01-27
272-01-44
261-11-55
 Перепечатка материалов, опубликованных в журнале
"Центр Азии", и использование их в любой форме, в том числе
в электронных СМИ, допускается только с согласия редакции.
Copyright © 2009-2011, "Центр Азии", All rights reserved Designed and developed by "Neat Web Solution"