eng  rus 
 
«Микмакс»: томление духа
Прецеденты философского оппонирования – не жанрового, не стилистического и даже не идеологического – в истории кинематографа если до сих пор и имели место, то были неявными, стертыми, смазанными, как в общем-то и все в искусстве. Чистых жанров, иначе как в головах теоретиков, не бывает. Стилей – тем более. Что же касается философских категорий в эстетике, то их пресловутая чистота зиждется на противоположении понятий, существующих исключительно благодаря этим противоположениям: добро – зло, свет – тьма, причина – следствие и т. д.
Автор: Андрей Хуснутдинов
Локация: Алматы
Номер: №7 (20) 2010

В качестве спорного примера можно привести Ларса фон Триера. То есть начать с оговорки и ею же ограничиться: мизантропический датчанин с его философией, которая, если не вдаваться в подробности, сводится к манифесту «поскреби простолюдина, и получишь скота», оппонирует не какому-то конкретному художнику, а сразу всей гуманистической традиции, замешенной на апологии простого человека. Предметом заочной распри наших состоявшихся антагонистов, братьев Коэнов, с одной стороны, и Жан-Пьера Жене – с другой, также является простой человек. Точнее говоря, не столько сам простолюдин, сколько парадигма его самоосуществления, то, как он реализует себя в жизни вообще и в каждом конкретном поступке в частности. Коэновская вселенная устроена таким образом, что любой субъект действия в ней действует прежде всего во вред самому себе. Программы осуществления каких бы то ни было замыслов – от идеи подзаработать на похищении собственной жены до попыток продажи диска с секретной информацией невесть о чем – в этом мире сбоят с незапамятных времен, обладают неким врожденным дефектом, который приводит озадаченного наблюдателя к весьма нетривиальному выводу: зло здесь существует не на правах этической оппозиции добру, а в качестве энтропийной константы, жестко встроено в причинно-следственную механику события как такового, иначе говоря, в первую очередь должно рассматриваться не как урон, наносимый субъектом действия самому себе или кому-то другому, а как неустранимый конструктивный изъян в механизме реализации намерений. Вселенная Жан-Пьера Жене устроена на принципиально иных началах. Человек здесь является не жертвой собственных замыслов, а в буквальном смысле демиургом, вершителем судьбы как своей, так и чужой. Центр этой обитаемой вселенной обязательно совпадает с координатами главного героя, который одновременно является организующим центром притяжения для всех происходящих процессов вокруг. Слоган первого фильма Жене, описывающего такую ойкумену – «Она изменит вашу жизнь», – не просто красивая фраза, но отголосок программы, управляющей миром. Амели Пулен перекраивает и устраивает жизнь окружающих людей с изяществом и легкостью сказочной феи. При том, что ее фокусы не обусловлены действием какой-либо сверхъестественной силы и относятся скорее к разряду невинных (хотя и чертовски виртуозных) подтасовок, они имеют поистине магическое влияние на своих объектов – например, чтобы посреди ночи заставить поверить человека в то, что уже наступило утро, ей достаточно перевести стрелки его будильника на пару часов вперед. Возмужавшая наследница Амели, хромоножка Матильда из «Долгой помолвки», манипулирует уже не историями того или иного соседа, а, ни много ни мало, историей Первой мировой войны – воспроизводит и творит ее на свой манер заодно с историями приговоренных к расстрелу окопных членовредителей, в числе которых оказывается и ее потерявший память (NB) жених. Главный персонаж нового фильма Жене, Базиль, наследует от своих предшественниц демиургический дар. Правда, теперь герою-преобразователю – может быть, в силу пулевого ранения лобной доли мозга – приходится иметь дело с материалом, чье сопротивление ощутимо возросло. Приставить к ногтю две оружейные компании (одна из которых произвела мину, убившую его отца, другая – пулю, застрявшую у него в голове) своими силами Базиль, в отличие от Амели и Матильды, не может и вынужден прибегнуть к помощи таких же, как и он, бездомных и симпатичных сумасбродов. Заканчивается все более или менее благополучно, деляги-оружейники получают по заслугам, президент республики скрывается в неизвестном направлении, Базиль обретает любовь, однако счастливый во всех отношениях финал оставляет странное – металлическое, если угодно – послевкусие. Доселе демиурги Жан-Пьера Жене конструировали свои вселенные таким образом, что не оставалось ни одной лишней детали, всякая мелочь, будь то мешок с фасолью в лавке зеленщика или содержимое магазинной витрины, являлись не только самодостаточными планами, но и безупречными агентами сцепления в отлаженном механизме мироздания. В пространстве «Микмакса» оказываются в изобилии как лишние детали (впрочем, очень может быть, что все эти антропоморфные заводные побрякушки и призваны сигнализировать об измельчении демиургической фантазии), так и лишние персонажи. Этот красивый и сложный мир производит тревожное впечатление слишком выстраданного, слишком дорого давшегося, держащегося на честном слове гомеостазиса. Не хочется думать, что разрушительная энтропия проникла и в его герметичные своды, но, видимо, рано или поздно обессиливают даже демиурги. После чего начинаются досужие рассуждения о том, что зло существует не на правах этической оппозиции добру, а в качестве энтропийной константы, и проч.

Тэги: кино, рецензия


Оценка: 0.00 (голосов: 0)



Похожие статьи:


Комментарии к статье:


Имя:
E-Mail:
Комментарий:   

Республика Казахстан
г. Алматы, 050010
Главпочтампт, а/я 271
тел./факс: +7 (727) 272-01-27
272-01-44
261-11-55
Перепечатка материалов, опубликованных в журнале
"Центр Азии", и использование их в любой форме, в том числе
в электронных СМИ, допускается только с согласия редакции.

Designed and developed by "Neat Web Solution"