В своем блоге (который был для Евгения «чем-то ежедневным и даже повседневным», прежде чем он решил закрыть сей «мощный информационный ресурс») «писатель», отправляясь на отдых в Грузию, оставил своеобразного заместителя, можно сказать, коллегу – «писателя» (закавыченного самим хозяином ресурса) из фильма Андрея Тарковского «Сталкер». В вывешенном эпизоде с безымянным властителем дум, говорящем об агрессивной всеядности публики, Евгений предлагает уловить некие резонирующие с актуальным моментом «отдыха и радости» смыслы. В то же время сцена с главной фразой о писательстве, что произносит герой Анатолия Солоницына, почему-то осталась вне поля зрения автора «Следов на мне». Между тем фраза эта: «Во всем вашем человечестве меня интересует только один человек. Я то есть», – как нельзя точно характеризует творческий метод самого «человека-оркестра». Для которого в искусстве не существует никаких иных объектов, кроме него самого. Чуткая, искренняя и беззаветная эгоцентричность может быть хороша для ЖЖ, отчасти для моноспектаклей и книг (хотя спектакли и книги Гришковца суть те же дневниковые записи), но оказывается совсем нехороша – неприемлема даже – для кинематографа, живущего сюжетными коллизиями.

Понимая это, Евгений пошел на беспрецедентный для себя шаг: вывел на сцену вместе с протагонистом и антагониста. Однако не сделал следующего необходимого шага: не перекрыл кислород своей резонерской рефлексии. И не только не заткнул сей фонтан, но свел к нему действие. Это то же самое, как если бы один из нелюбимейших (и самых примечательных, впрочем) персонажей Толстого (Льва Николаевича, к слову, «писатель» не чествует), – так вот, это как если бы нелюбимый автором полковник Берг, замечательный и даже обаятельный в своем нарциссизме, вдруг бросился бы, подобно Наташе Ростовой, ухаживать за тяжелораненым. Ну, то есть чего тут можно было бы ждать? Ничего хорошего. Конфуза. Тяжелораненый умер бы еще раньше отпущенного ранением срока и на самом нарциссе тоже можно было бы ставить жирный крест. Та же самая петрушка с «Сатисфакцией»: протагонист и антагонист есть, какая-никакая, даже дуэль наличествует, а героев и конфликта нет. Почему? Потому что монолог, который изначально был сконструирован в форме элегической контраверсии со своим отражением в зеркале – ничего иного Гришковец, по-видимому, не способен сочинять в принципе – оказался попросту поделен между мнимыми противниками.

Возможность такого конфуза явно представлялась «драматургу» еще на стадии написания сценария (или была подсказана соавтором и режиссером Анной Матисон – надо полагать, той самой «студенткой ВГИКа»). Сомнительную сюжетную линию главных персонажей посему оттенили еще менее внятным кухонным фоном – кто-то там рассказывает про съеденную на спор шинель, кто-то учится произносить слово «сатисфакция» по-английски, а кто-то, транслируя из своего калейдоскопа текучие витражики, дает редкую возможность увидеть, что на самом деле происходит в головах некоторых креативных номинантов от Википедии.